На следующий день газеты, захлебываясь различными подробностями, сообщили о том, что я вступил в концерн Уоджера.
С удивлением узнал из газет о том, что женюсь на дочери Уоджера - Лии. Об этом особенно много писали в Виспутии. В одном иллюстрированном журнале появилось фото - я и моя нареченная, оба, счастливые и улыбающиеся, сидели за великолепно сервированным столом и чокались высокими бокалами. Моя невеста - в длинном белом платье, брюнетка, с живыми глазами, ослепительная улыбка. Молоденькая, лет восемнадцати-двадцати.
«Недурна, очень недурна», - думал я, разглядывая эту иллюстрацию, и дивился современной технике. Этак меня и впрямь женят, и об этом я узнаю тоже из газет. Со вздохом я пощупал свое распухающее по утрам лицо.
Глава 7
ВЕЧЕР У ГОСПОЖИ ВАФ
Гарри Гент заехал ко мне, чтоб передать вторичное приглашение госпожи Ваф. Был четверг, ее приемный день, и мы отправились.
- Сегодня у госпожи Ваф для гостей два острых блюда - знаменитый господин Тук и таинственный принц Джамил из какой-то экзотической страны, - говорил мне по дороге Гент.
Первым в гостиную вошел Гарри, за ним я, и тотчас навстречу нам вышла из толпы гостей высокая женщина. Ее светлые крашеные волосы были кокетливо перевязаны узкой темной бархоткой. На ней было длинное, волочащееся по полу платье с глубоким вырезом на груди. Для столь открытого туалета госпожа Ваф была слишком худа и, пожалуй, слишком стара.
- Мы так давно вас ждем, милый господин Тук, - приветствовала меня госпожа Ваф.
Госпожа Ваф, как мне показалось, нарочито громко произнесла мое имя. Я не мог не заметить, с каким нескрываемым любопытством посмотрели на меня все, кто оказался поблизости в этой большой, богато обставленной комнате. Свечи, которыми она была освещена, придавали всему необычный вид.
Я склонился над бледной рукой с длинными пальцами и склеротическими венами и вдруг подумал, что это первая женская рука, которую мне доводится целовать в этом веке. Я почувствовал себя ограбленным и мельком окинул взглядом комнату - госпожа Ваф была здесь единственной женщиной. Я подавил готовый вырваться вздох.
- Прежде всего, дорогой господин Тук, мне хочется показать вам собрание картин. - Госпожа Ваф подхватила меня под руку. - Гарри говорил, что вы большой ценитель и знаток живописи. *
- О-о! - многозначительно произнес Гент.
В центре большой группы гостей я переходил от одной картины к другой. Я сосредоточенно разглядывал холсты, слушал объяснения госпожи Ваф и замечания гостей и отмалчивался. Иногда это становилось очень трудно, особенно когда госпожа Ваф непременно хотела знать мое мнение. Тогда приходилось что-нибудь произносить.
- О-о! - говорил я, выслушав какие-то рассуждения о картине, изображавшей домик с ветряной мельницей вдали и коровами на переднем плане.
Один за другим передо мной мелькали портреты предков покойного господина Вафа, старые и молодые дамы и господа. Я никогда раньше не предполагал, что у одного человека может быть так много предков!
Но вот меня подвели к холсту, на котором на фоне густой сетки, посередине, виднелось что-то похожее на подушечку для булавок. Внизу картины была изображена нижняя человеческая челюсть.
- Мой портрет, - с горделивой улыбкой произнесла госпожа Ваф.
- Ваш портрет?! - вырвалось у меня.
- Господин Тук хочет сказать, что оригинал лучше даже этого шедевра живописи, - поспешил мне на помощь Гарри.
- Вы очень милы, господин Тук! - кокетливо метнула на меня взгляд госпожа Ваф и спросила, как я отношусь к современной живописи.
- О! - произнес я, решительно не зная, что сказать. Я смотрел на картины и ничего не понимал.
На одной картине были нарисованы наваленные друг на друга кубики, на верхнем выделялись человеческие глаза. «Голова художника» называлась эта картина. Я было хотел рассмеяться, но вовремя сдержался - все вокруг рассматривали ее, сохраняя на лицах серьезное выражение. На другом холсте была нарисована женская грудь, кончавшаяся большим рыбьим хвостом. Особенно долго стояли перед картиной, на которой, кажется, ничего не было нарисовано - просто какие-то разноцветные полосы. Таких картин было много. У меня от них зарябило в глазах. И когда кто-то настойчиво стал допытываться, какая из картин мне больше всего понравилась, я, еще раз окинув взглядом зал, с удовольствием остановил глаза на чистом холсте, натянутом на стоявшем в углу зала мольберте.
- Пожалуй, вот эта, - пошутил я, показывая на мольберт.