Когда об этом спросили Гуго Кнута во время одного из его выступлений в пивной Рауфа, он, не моргнув глазом, ответил, что он, Гуго Кнут, берется присоединить к себе весь земной шар. Вероятно, эту безрассудную фразу подсказал ему вошедший в азарт Гарри Гент, сам Гуго Кнут на такое не отважился бы. Так или иначе ему, а не
Гарри Генту пришлось расплачиваться за столь бесстрашную заявку - его избили.
Мы решили выпускать Гуго Кнута к широкой аудитории, теперь он выступал не только в пивных, но и в больших спортивных и танцевальных залах.
Первые же выступления Гуго заставили Гарри Гента затребовать постоянную вооруженную охрану. Этой охраны оказалось недостаточно, после того, как Гуго Кнут храбро пригрозил всему земному шару. Тогда Гарри Гент вызвал Штакльгросса и его парней.
Поездку Гуго Кнута нельзя было назвать триумфальной именно из-за этого - то в него швыряли тухлые яйца, гнилую картошку, то так кричали, что он и слова не мог произнести. Слишком часто Штакльгросс, обнажив шашку, кидался со своими парнями на публику, чтоб заставить ее наконец вести себя так, как это было предусмотрено устроителями. Но тем не менее речи Гуго Кнута произносились не напрасно. Кое-кому они напоминали об иных временах и внушали надежды, что не все потеряно…
Уже генерал Фаренваг открыто заявил, что ристландцы вольны заменить ефрейтора прошлого фельдфебелем будущего - так назвал Фаренваг Гуго Кнута.
- Ай да Гуго! - хохотал Гент, размахивая газетой с портретом Гуго Кнута. - Фельдфебель будущего, каково!
А Гуго давал интервью, принимал парады, и в мэрии стоя прослушали речь Гуго Кнута.
Для этого случая Гарри Гент, не затрудняя себя, дал Кнуту разучить одну из наиболее воинственных речей ефрейтора. Некоторые узнали эту речь, другие думали, что она произносится впервые, но и те и другие громкими криками выражали свое одобрение.
Это можно было бы считать успехом, но на следующий же день все заводы, и фабрики, и электростанции, и все остальное, что находилось в районе Кессельбурга, все забастовало.
И так повелось: где бы ни появлялся фельдфебель будущего, как его теперь все называли, - всюду начинали бастовать.
Зато генерал Фаренваг приходил во все больший восторг от Гуго Кнута, от самой идеи фельдфебеля будущего.
- Пусть бастуют! - говорил он. Одни бастуют, а другие пойдут за нами.
Заводы Галлена работали на полную мощность. С их конвейеров сходили тысячи танков, пушек, бомбардировщиков. Время от времени Галлен взрывал свою страшную бомбу.
Каждый день на рассвете страна просыпалась от громкого стука барабанов - это на улицах и площадях, на плацах и полигонах начинались воинские учения. Под этот барабанный грохот рожали женщины будущих солдат и бывшие солдаты отдавали душу богу. Перед смертью они кричали молитву, чтоб перекричать стук барабанов, и умирали в тревоге, что бог их так и не расслышал. Небо было черным от застилавших его самолетов, и только после того как они пролетали, был слышен их страшный рев, в котором терялись и пропадали разрывы снарядов, - это на всех полигонах стреляли пушки.
Новорожденные младенцы мужского пола сразу зачислялись в полки, им тут же присваивались чины. И в Кессельбурге Марта Аленбах родила полковника танковых войск. Ее соседки страшно завидовали, им не удавалось родить ребенка в звании выше капитана. А госпожа Гизелькан рожала одних унтеров. У нее их было уже пять, вся надежда была на шестого, но и он родился унтером.
Глава 26
ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ
Однажды утром, когда я пришел в мою контору, мне доложили, что меня дожидаются двое - мужчина и женщина, они просят принять их по важному делу.
Шурша старинной шелковой юбкой, распространяя острый запах парного молока и дешевого мыла, в дверь протиснулась моя старая знакомая госпожа Ахтмайер.
От неожиданности я встал.
- Господин Друльк, хотя вы же теперь господин Тук, это я, это я! - повторяла госпожа Ахтмайер, одной рукой она махала, приветствуя меня, другой она кого-то за собой тащила.
Высоко подняв ногу, порог переступил сухопарый мужчина с подстриженной ежиком головой в полинявшем военном мундире. На его сухом, обветренном со впалыми щеками и частой сеткой морщин лице неестественно выделялись очень светлые, как будто оловянные глаза. Они были выпучены и неподвижны, как пуговицы. Седые усы пиками торчали кверху.