Миллиорк

Сезам отворись!»

Хлебникова разъясняет признание Лермонтова:

«Я без ума от тройственных созвучий
И влажных рифм, как например,
на Ю»

Ю сокращенное ени (см. нашу заметку о Пушкине в «Тайные пороки академики»).

Игривое словоновшество

«Но чу! везде полет воюний!»

Долюбство… улюбнулся в любицу. Ягодина любви.

Эго «местоимение» великой вавилонской Лилю, «девы ночи», что являлась мужчинам во сне и мучила их неудовлетворенной любовью, тогдашней полицмейстерши, еврейской Лилит! (Сравни стихи Сологубящего о жене его – Лилит). Она явится при последней схватке мамулийцев.

«Улюбнула в любицу!»

Хлебников даже подыскал русское имя, ближайшее к Лиле (Лилит) –

«Любите носить все те имена,
Что могут онежится в Лялю…»

«Лялю на лебеде
Если заметите,
Лучший на небе день
Кралей отметите».

(«Творения».)

Этакая юная Леда!

«Ляля на лебеде – Ляля любов!..»

Как видение проходят у него белые мавки, ведьмы, русалки и вилы с лебяжьей грудью:

«Коса волной легла вдоль груди,
Где жило двое облаков,
Для восхищенных взоров судей
Для взоров пылких знатков».

. . . . . . . . . .

Когда то рисунки в книге поясняли слово, теперь затемняют.

Но если поверить художникам, украсившим книгу Хлебникова, и если допустить, что рисунки добавляют и раскрывают книгу, то что мы увидим?

На странице 5-й «Творений» Хлебникова поэма о лесной деве «Лиске», а перед этой страницей вкладной рисунок раздавленной (?) собаки с невозможно изломанной (повернутой задом) обнаженной женщиной в позе крайне двусмысленной.

Такая же дама с необыкновенно широким тазом, и перед ст. 22-й.

Как произведения Хлебникова, так и рисунки к ним (Д. Бурлюка), напечатаны без разрешения поэта – но может поэтому они пристали еще удачнее?

Как иначе нарисовать:

«Небистели, небистели
«Мизна
«Мерда. Смердва. –?

Или:

«Гопо, гоп, гопонюй?
«Пинцо, пинцо пей.

У Хлебникова все улыбочкой, т. ч. иному сперва померещится Фет и Верлэн, но в улыбке этой не видно ли смердва и мердва – морда Смердякова?

И еще?..

Небистели – постель и небо, которым привили дурную болезнь или обнажили в самую интимную минуту! Тут и «бла» и «на простине порока пятна». Если Хам посмеялся Хлебников?

«Веселее грехош
Хлебематствует мотеж».

(«Союз Молодежи» ІІІ).

«Я небичь бендный.
Небичь зибкий
и небязь иплюаы голутой»

а ученики учуяли подхватили и уже продолжали:

«Гром из-за тучи, зверея вылез
Громадные ноздри задорно высморкал
И небье лицо секунду кривилось
Суровой гримасой железного Бисмарка»

Маяковский.

Это из «Облако в штанах».

Конечно, если о небе так выражаются, то оно в штанах, или еще хуже!

Ученики размазывают все тряпки, но первый за них взялся Хлебников.

Он ясно и кратко выразил свое отношение ко всему миру:

«Вечность – мой горшок
Время – подтиралка!
Я люблю тоску кишек
Я зову судьбу мочалкой».

(Сборник «Затычка»).

Опять это было напечатано без разрешения автора – кому же охота преждевременно откровенничать? Здесь тон простой и дальный – как последняя воля.

Конечно, Хлебников возмущается, когда его так выдают, и все собирался печатано протестовать – да что-то помешало!..

А что печатал Хлебников сам, было по-видимости другое, а в сущности тоже самое:

«Там где жили свиристели
Где качались тихо ели
Пролетели улетели
Стая легких
 Времирей».

или:

«Любезь борзость туч,
Любезь бледных лучей».

Или более певучая юная поэма:

«Неголи легких дум
Бегали к легкому свету».

(См. «Изборник»)

«И в дебрях голубых стонало солнце
Любри голубри, небо рассыпало»

Этакая простота и невинность!

И вышеприведенное:

«Небистели, небистели
Озарив красу любени
В нас стопали любистели
Хохотали каждый ин…»

Но тем более великий и желтый (гумигутный) Иуда глядит из-за этой благолепной ясности сюсюкасловия.

Так же ослюнявил, под видом поцелуя П. Хлебников и Любавицу (обабиться, бабица).

Конечно Маяковского видишь за версту и не ошибешься.

«Вот вы прохвосты бездарные многие!»