Миллстоун упустил момент, когда Шейла первая вышла на улицу. К тому моменту, как сам он спустился с крыльца и закурил, она уже делала выводы.
— Ты правда кого-то видел там вчера, — сказала она осторожно оглядевшись, чтобы никто их не услышал.
— Там что, есть следы?
— Да, есть.
— Мало ли, кто это мог быть.
— Джонни, расскажи мне всё, что ты знаешь.
— Я всё тебе рассказывал. О гриммах, с которыми у меня был уговор, но Хепперы их пожгли, и теперь, если я действительно не ошибся, им что-то нужно от меня.
На крыльцо вышли Диана, Дуглас и Везунчик. Извинившись, Шейла подхватила Джона под локоть и отвела в сторону.
— Но если ты смог с ними договориться один раз, может быть, удастся и во второй? Объясни им всё.
— Если бы я мог, — усмехнулся Джон, — в Айдене я знал, где их найти, а здесь нет. Куда ты прикажешь мне сходить, чтобы объясниться?
— Я боюсь за тебя, Джонни. Что если они нападут? Мы ведь не справимся.
— Справимся. Мы что-то придумаем, — Миллстоун погладил Шейлу по плечам.
— Я правда, очень боюсь, — в уголках её глаз он увидел слёзы.
Она боялась за него, а он опасался, что всё будет ещё хуже. Что если гриммы сочтут его смерть избавлением, а чтобы он мучился, убьют её?
— Мы справимся с этим. Но нужно сначала разобраться с тем, что происходит здесь. Если бы они хотели и могли меня убить, я думаю, они бы сделали это.
Она крепко обняла его и прижалась к груди.
— Нас защитят в Флаенгтоне. Туда точно никто не сунется. Я попрошу отца.
— Конечно, — Джон осторожно погладил её по волосам.
Про себя он думал о том, что старик Лейн вряд ли сумеет организовать им достаточную протекцию. Не станет же он сам бегать с ружьём, заряженным серебряными пулями, чтобы уничтожить несколько тварей, которые положили глаз на его дочь. Да и если бы всё было так просто. Со своими способностями гриммы могут просочиться куда угодно, тем более сейчас, когда они вынуждены не без труда выживать, оказавшись в своём новом, нехорошем положении. Но обо всём этом Джон говорить не стал. Одна только уверенность Шейлы в том, что они будут в безопасности, когда окажутся в столице федерации, может сослужить им хорошую службу. Не нужно стараться напугать её и разубедить.
Пинч уже с утра был на взводе. Он отхлёбывал виски прямо из небольшой бутылки, лишь на время соприкосновения горлышка и губ, вынимая изо рта сигарету. На его столе лежало множество снимков вчерашнего происшествия, и он перекладывал их с места на место, то убирая те, на которых был запечатлён распятый и заклеймённый представитель непонятной тайной организации, то снова раскладывая их перед собой. Он как будто прикидывал, с какой стороны лучше зайти, чтобы как можно сильнее напугать того человека, которого они недавно поймали. Лапану, к примеру, хватит и одного взгляда, чтобы его душа ушла в пятки, но он плохой помощник — не знает совершенно ничего. А вот тот, другой, скорее всего, более осведомлён, но и характер его твёрже. Тут уж вопрос состоял в том, насколько сам он верит в братство и опасается его, и вообще, какова природа их подражания жителям южных гор.
Пинч попросил, чтобы допрос позволили вести ему. Миллстоун не очень был этому рад, но возражать не стал. В конце концов, именно инспектор здесь единственный официальный федеральный представитель закона.
Появившийся Фелмор дал несколько дельных советов о том, что нужно сильнее давить на то, что гахнур вычислит и их. Метка, которую он оставил, очень серьёзное заявление с его стороны, а он сам, как и все остальные представители братства, слов на ветер не бросает.
Войдя в допросную, Миллстоун уселся в дальний угол вместе с Дугласом, Фелмор остался около двери, а Пинч, смачно закурив, принялся раскладывать перед задержанным снимки. Начал с хижины и мастерской.
— Это твоих рук дело, — спокойно сказал он, потом небрежно бросил снимок пожарища притона и обгоревших останков жертв, лежавших рядом, — это — тоже. Ты хорошо повеселился в моём городе, и ты за это ответишь. Ты всё расскажешь — сейчас мне или потом другим, более тонким специалистам. Это относится к области того, что ты знаешь. Теперь я скажу тебе то, о чём ты НЕ знаешь.
Пинч отошёл от стола, открыл совершенно другую папку и сначала сам в неё заглянул, как будто желая убедиться, что снимки, лежащие там, действительно настолько жуткие, насколько он представлял.
— Пока ты уничтожал своих собственных друзей, надо сказать, небрежно, почитаемый тобою гражданин нанёс удар тебе самому.
С как можно большим пренебрежением инспектор бросил перед ним снимок, на котором отчётливо была видна не только метка, выжженная на груди жертвы, но и лицо убитого. Этого человека испугает не столько кровь и вид трупа, сколько осознание того, что погиб кто-то, кого он знал.
Эффект был достигнут. Допрашиваемый невольно поднял глаза на инспектора, у которого во рту дымилась сигарета с приличным куском пепла, и он отошёл к пепельнице, чтобы сбросить его.
— Если ты думаешь, что он халтурщик, то ты ошибаешься. Здесь, конечно, лица не очень видны, но вряд ли в вашей шарашке мог находиться кто-то посторонний. Кстати, два скелета совершенно точно принадлежат женщинам. Одной из них, кстати, не слишком сильно за двадцать. Другая постарше, но пока точно сказать нельзя.
Всё также цинично Пинч положил перед допрашиваемым снимок с обгоревшими телами, которые были извлечены из цеховой печи. Лицо убийцы помрачнело, челюсть задрожала. Пинч верно сделал, что сконцентрировался на женщинах. Видимо, они так или иначе были близки допрашиваемому.
Кстати, в той хижине тоже была женщина. Не слишком молода, скорее, наоборот, но смерть она этим не заслуживала. Наверное, мать этого вашего Колона. По крайней мере, соседи так сказали.
— Ты знаешь, что это за знак? — сухо спросил Фелмор от двери.
Убийца кивнул.
— Знаешь, что от него бывает? Или мало тел?
Он поднял глаза на Фелмора. Они были полны злобы и отчаяния, а также желания отомстить.
— Что вам нужно? — спросил он.
— Поймать его и получить то, что он хочет добыть, — ухватился Пинч, сделав верный акцент.
— Я не знаю, где он, и никто не знает, кроме него самого.
— Если ты поможешь нам, мы сможем его найти, — Миллстоун поднялся и встал рядом с инспектором.
— Мы сами не смогли его найти, а чем вы лучше?
— Начнём с того, что мы нашли тебя, — заметил Пинч, — и твоих дружков. Грубо работаете, скажу я вам. Слишком грубо. Жаль только, что страдают другие.
— Что вы хотите знать?
Миллстоуну показалось, что пойманный убийца близок к тому, чтобы пустить слезу.
— Всю историю от начала и до конца, — не сбавляя оборотов цинизма, ответил Пинч.
Он сейчас казался этаким отцом, который хотел выяснить, что именно натворило его дитя и попытаться разобраться с этой ситуацией.
— Это старая сказка язычников, это Солнце, — мрачно начал допрашиваемый, — но сказкой она была только до того момента, как под Расталом нашли бункер.
— Почему вы решили, что это Солнце — там? — спросил Джон.
— Там был символ. Солнце с острыми лучами. С тех пор в Растале уже не было спокойно. Все, кто хотел нормально жить, сбежали оттуда. Остались только те самые язычники, которых поддерживали бродяги и прочие искатели приключений и желающие за раз срубить деньжат на жизнь вперёд.
— Так что с объектом?
— Там такие ворота, что если все Маргоны навалятся — не сдвинуть. И здесь, у нас, нет людей, которые бы разбирались в том, как их открыть.