Все стены были увешаны полками с ящичками, и на каждом из них белела полустершаяся этикетка.
На углу стола, как раз напротив окна, работал напарник папаши Сольеса, о котором он говорил уже Мило. Он склонился над часами: в одной руке у него был маленький пинцет, в правом глазу — лупа, очень похожая на монокль.
Услышав, что дверь отворилась, он положил лупу на стол, и повернулся.
Это был молодой человек лет тридцати, чисто выбритый, с тонкими чертами лица и красивыми, немного грустными глазами.
— Добрый день, Фиорини, — поздоровался с ним Сольес. — Вот взгляните — это тот самый мальчуган, малыш Мило, которого мы вчера вечером поджидали. Отец отправил его на три месяца к сестре в Марсель, а сестра-то уже уехала! Ума не приложу, как с ним поступить! Досадно, что у нас нет свободного времени, а то бы сделали из него часовщика. Теперь ты видишь, Мило, где я работаю. Вот здесь-то я и разбираю и снова собираю все эти колесики, винтики, пружинки в часах. Должен тебе сказать, что у нас прекрасная профессия! Часовщик должен обладать терпением и вкусом к тонкой работе. Когда попадает тебе в руки какой-нибудь великолепный старый хронометр — как, например, сейчас у Фиорини, — то, работая над ним, получаешь несказанное удовольствие! Верно, Фиорини?
— Вы правы, Сольес, — ответил часовщик и, крепко пожав руку Мило, снова склонился над серебряным ящичком.
А ведь и правда эти часы так были красивы!
— Я доведу малыша до угла улицы, покажу ему вид на порт и тотчас же вернусь, — предупредил Сольес Фиорини и, обращаясь к Мило, добавил: — Если хочешь, то в другой раз я открою твои часы, чтоб ты мог взглянуть на их механизм, а мы с Фиорини посмотрим, хороши ли они. Ну ладно, идем!
Через минуту Мило, опершись локтями на парапет, который тянулся вдоль всей эспланады Туретт, восхищался захватывающей дух картиной, открывшейся перед его взором.
Какая приятная неожиданность! Этот квартал, который вчера начисто разочаровал его, покуда он блуждал по лабиринту его тесных улиц, как бы нависал над огромным торговым портом с его длинной вереницей причалов, ощетинившихся мачтами, трубами, подъемными кранами.
Перед ним в зеленоватой воде вырисовывались белая дамба и маяк. Справа, совсем близко, он увидал махину — скорее удивлявшую, чем прекрасную, — кафедрального собора с его серыми куполами; все это, окрашенное неповторимым средиземноморским светом, выглядело поистине празднично, и Мило, созерцая эту величественную панораму, испытывал ощущение легкого радостного опьянения.
ГЛАВА XXIII
Через четыре дня после приезда Мило, совсем освоившись со своими новыми друзьями, стал мечтать тайком, чтоб теткино письмо, которое ждали со дня на день, пришло попозже: ведь оно так или иначе разрушит уже установившийся порядок вещей или же наложит на него новое бремя забот.
Все здесь привлекало его: и огромный город, с которым он начал знакомиться, и люди, которые приняли его в свою среду. Из чувства благодарности, ну и, конечно, ради собственного удовольствия Мило старался оказать обеим женщинам уйму мелких хозяйственных услуг.
Мадам Сольес, страшная домоседка, была женщиной весьма беспечной. «Выход в свет» был для нее целым событием. Поэтому она предпочитала, устроившись у окна, не спеша заниматься своим шитьем и без умолку трещать с соседками, которые частенько навещали ее.
Мило ежедневно предлагал доброй старухе сходить вместо нее на рынок, ибо еще в Руане он не раз выполнял подобные поручения мамаши Тэсто. Он блестяще справлялся со своей задачей и с превеликой радостью мчался утром за рыбой, свежими овощами и сыром в многолюдный квартал Отель-Дьё, заваленный всевозможными продуктами. При виде множества выставленных товаров у Мило то и дело текли слюнки, и он нередко соблазнялся, покупая на свои деньги дюжину мандаринов или обжигающие оладьи, которые тащил домой и угощал ими Сольесов и Одиберов.
Им были приятны эти маленькие знаки внимания, но тем не менее они категорически возражали против подобных подарков.
— Побереги ты свои деньги, — бурчал старый Сольес. — Вот когда будешь зарабатывать, то и угостишь нас всем, чем захочешь. Если, конечно, останешься в Марселе…
Каждый день в двенадцать часов он завтракал у Одиберов, а вечером обедал у Сольесов. Нередко после полудня мадам Одибер отправлялась на несколько часов в один из домов квартала, где работала приходящей прислугой. В эти дни она очень торопилась, и тогда Мило помогал ей чистить овощи, накрывал на стол, а после завтрака сам мыл посуду и ставил ее на место. Все эти разнообразные и совсем не трудные поручения, не отнимавшие много времени, нравились Мило. Ему случалось также приводить из школы маленьких Одиберов. А если мать возвращалась домой поздно, то он засаживал детей за уроки и, с удовольствием выполняя роль учителя, рассказывал им всякие забавные истории или рисовал человечков.