Твой друг Эмиль Коттино.
Мило третий раз неторопливо обходил памятник жирондистам, когда наконец на противоположном углу площади заметил отца, идущего с набережной. Тот помахал рукой, чтобы привлечь внимание сына. Мило подбежал к нему, и они обнялись.
— Здравствуй, малыш! Ты давно здесь? Еще не успел соскучиться?
— Нет, — отозвался Мило, — я гуляю с самого завтрака. Повидал много незнакомых мне улиц. А здесь только десять минут. Ну, а что у тебя, папа? Есть новости?
— Новостей-то много, да толку мало, — проворчал моряк, озабоченно сдвинув брови. — Пойдем опять на набережную, и я тебе все расскажу, что и как.
Мило был очень похож на отца. У старшего Коттино были каштановые волосы, карие глаза и живой, располагающий взгляд. Несмотря на свои сорок лет, он оставался стройным, как юноша, а в его коротких подстриженных усах не проглядывало ни единого седого волоска. Мило взял отца за руку, и они неторопливо двинулись вперед. Моряк рассказал:
— Сегодня утром в Пойяке я наткнулся на прекрасный четырехмачтовый парусник, который через неделю отправится в Южную Америку. Команда на нем еще не полностью укомплектована, и капитан сказал мне, что я попал в самую точку. Словом, мне оставалось только одно: подписать контракт. Но, увы, он не пожелал взять тебя на борт. Он, видите ли, не нуждается в юнге, а кроме того, устав его компании запрещает брать на борт сына, брата или отца, если кто-нибудь из них уже служит на этом судне. Я ответил ему, что вернусь, если мне удастся пристроить где-нибудь тебя, но что в данную минуту не вижу ни малейшей возможности отправиться в путь одному, без сына. Я побывал на других судах, — но там люди не требовались; тогда недолго думая я сел в поезд и прикатил в Бордо раньше срока. Короче говоря, в три часа я был уже на вокзале. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что мог бы оставить тебя здесь на несколько месяцев, — разумеется, если для тебя найдется какое-нибудь приличное местечко, ну, например, на портовом буксире или на яхте…
— Тогда, папа, давай поищем такое местечко… — перебил мальчик отца, тяжело вздохнув.
— Подожди, подожди! Я же еще не кончил, — продолжал Коттино. — Когда я вернулся в Бордо, то побывал в порту и заглянул по пути в кабачок, ну, тот самый, который вечно набит моряками, помнишь? Мне хотелось разузнать, не требуется ли где-нибудь юнга. Но никто не смог мне сказать что-либо утешительное. В это время года прогулочные яхты обычно стоят на приколе. На больших яхтах хозяева держат на борту сторожа… Один старый моряк посоветовал мне отвезти тебя в Аркашон и определить на какую-нибудь рыбачью шхуну…
— Это было бы хорошо, — сказал Мило, пытаясь справиться с дрожью в голосе, который никак не желал ему подчиняться: слишком уж огорчала Мило мысль о разлуке с отцом.
— А мне затея эта не нравится, — возразил Коттино.
ГЛАВА V
— Понимаешь, малыш, — продолжал моряк, — в твои годы мне пришлось в Дьеппе плавать юнгой на рыболовецкой шхуне. Там можно неплохо пристроиться, если хозяин порядочный человек, а среди команды нет склок и ссор. Но может случиться и так, что жизнь будет не в жизнь. Я не хочу оставлять сына неизвестным мне людям, с которыми я не могу основательнее познакомиться и с которыми тебе придется жить до моего возвращения.
Но я еще не все рассказал. Когда я уходил из кабачка, меня кто-то окликнул: «Эй, приятель!» Я повернулся и увидел моряка, который махал мне рукой. Я подошел и узнал второго помощника капитана «Выносливого» — того самого, который разговаривал с нами три дня назад и сказал тогда, что в людях он не нуждается.
Так вот, теперь он объяснил мне, что помощник боцмана сломал себе ногу и лег в больницу, а поскольку «Выносливый» снимается с якоря послезавтра, офицер спросил меня, не хочу ли я занять место пострадавшего. Поначалу я заявил ему, что соглашусь только в том случае, если тебя возьмут вместе со мной. «Исключено, — отрезал офицер, — у нас уже есть двое юнг; согласно вашим документам и аттестациям, вы именно такой человек, в котором мы нуждаемся, но, если вы не желаете расстаться с сыном, мне, как ни прискорбно, придется подыскивать другого человека».
Знаешь, Мило, в Пойяке, на четырехмачтовом паруснике, я еще колебался, но на сей раз выбирать не приходилось: заработок и место вполне приличные, рейс короткий — всего три месяца, да и сам парусник, как я посмотрел, лучше некуда. Вот тогда-то, сынок, я и решил отправиться в рейс один, а для тебя придумал одну штуку, о которой размышлял все утро. Я отправлю тебя к тетушке Ирме в Марсель.