Но, с другой стороны, стоит ли так быстро уступать искушению? Стоит ли уезжать? Не означает ли это, что ему изменяет мужество, упорство, рассудительность? Конечно, ему жаль себя, хочется, чтоб судьба оказалась к нему чуть благосклонней, но… Но, уехав, не рискует ли он растревожить отца и огорчить тетю?
Сейчас отношения с этим подонком Адрианом самые прескверные, но они же могут как-то наладиться, ну, стать хотя бы сносными. Сам-то Кассиньоль человек неплохой, а кроме того, есть еще и Леонс, сильный и великодушный товарищ, который всегда поддерживает Мило в самые тяжелые минуты.
Нет, он не будет торопиться, поживет здесь, пока живется.
Во всяком случае, без согласия отца он не расстанется с Марсиганом. Поэтому он должен написать ему в Касабланку, куда «Выносливый» прибудет через дней десять. Итак, можно подождать с недельку, прежде чем отсылать письмо. А через неделю его решение будет лучше обосновано…
Но весь его план рухнул намного раньше. И вот почему. На следующий день после получения отцовского письма была суббота, и Леонс пригласил его пойти вечером в кино. Адриан тоже хотел отправиться с ними, но мать запретила ему: она не Желала, чтобы ее любимчик возвращался из Шато-Ренара вместе с Мило.
В полночь Мило вернулся в Марсиган. Он успокоил лаявшего Барбю, погладил его и, радуясь, что вечер прошел весело, поднялся к себе в комнату.
Уже раздевшись, он заметил в ногах постели какой-то странно копошившийся под одеялом комок. Неужто крыса?.. Недолго думая он быстро сдернул одеяло с кровати и обнаружил там кролика с крепко завязанными задними лапками.
«Эх, — разозлился Мило, — опять шуточки Адриана! Значит, он заходил в мою комнату! А я ведь запер ее на ключ. Ага… он, наверно, пролез через чердак». Действительно, чердачная дверь была приоткрыта.
Мило опять натянул брюки и башмаки и, развязав кролика, отнес его в клетку. Потом, раздраженный и взволнованный, вернулся к себе. Понятно, Адриан не мог ограничиться одной каверзой и, пользуясь отсутствием Мило, небось обшарил его незакрытый чемодан.
И в самом деле, этот негодяй не только осмотрел чемодан! Мило, который всегда аккуратно складывал и тщательно берег одежду, тут же убедился, что самый красивый из двух его галстуков подвергся жесточайшему испытанию: Адриан навязал на нем шесть узлов, один за другим. Рукава каждой из его рубашек были скручены и связаны вместе. Альбом для рисования был покрыт чернильными пятнами, нелепыми карикатурами, надписями вроде: «Мило — осел», или пояснениями под рисунками: «Этого страхолюда, этого идиота хорошо бы вставить в рамку и вывесить портрет в уборных».
Наконец, на титульной странице «Жаку Крокана» Адриан выписал огромными чернильными буквами: «Эта книга пренадлежит (вместо «и» стояло «е») милому Мумулю Каттинулю».
Перелистывая любимую книгу, Мило увидел в ней и другие чудовищно наглые надписи.
Каталог новинок, служащий Мило своеобразным гербарием, был вконец испорчен. Адриан, должно быть, прочитал полученные им письма, ибо пакет с письмами был развязан. Он также просмотрел его документы — метрику и свидетельство об окончании школы, которые хранились в большом конверте.
От злости и огорчения Мило даже заплакал. Ведь надругались над его скромными сокровищами! Адриан проник к нему в комнату и подло насмеялся над самыми сокровенными, самыми дорогими его чувствами и вещами!
Он был готов ворваться к Кассиньолям, протестовать, потребовать возместить ущерб…
«Ущерб… Но какой ущерб? — спросил он себя. — Адриан будет насмехаться надо мной, гордясь своей выходкой. Кассиньоль оплатит мне цену книги и альбома, ну, может, еще и галстука… Но все это не возместит мне главного… Своими жалкими подачками они не возместят мне ни нанесенного оскорбления, ни любимых вещей, которые, как и друзей, возместить невозможно!» Допустим, он пойдет пожалуется… И Мило как бы услышал те жалкие слова, которые он скажет хозяевам и которые выслушает от них в ответ… Все это придало ему вдруг решимости:
«Нет! Я не желаю больше видеть ни Адриана и вообще никого из Кассиньолей! Я хочу вырваться отсюда! Уйти завтра утром, когда все еще спят. Это будет лучший и единственный способ протеста!»