Мне хотелось приободрить ее, поэтому я влезла обратно на берег. Оглянулась посмотреть еще раз на волны, на тот случай, если нам придется тут же уехать – из-за Йонатана, потому что снотворное действует не так долго, как нам того хотелось бы. Солнце играло бликами на воде, как будто все вокруг обсыпали бриллиантами. Море сливалось с небом, все было синим, и только синим, сверху донизу. Запомни, Ханна, и никогда не забывай эту прекрасную, бесконечную синеву. Я закрыла глаза и вдохнула соленый воздух, который обволакивал мои легкие. Не забывай, Ханна, только не забывай. Море, la mer, покрывает почти три четверти земной поверхности. Морская флора производит около семидесяти процентов кислорода, содержащегося в атмосфере. Когда я удостоверилась, что запомнила все как следует, то подошла по горячему песку к маме.
– Мама?
Она ничего не сказала. Тогда я встряхнула волосами над ее лицом, как мокрая собака. Мне хотелось, чтобы она вскочила и погналась за мной по пляжу. Как раньше. Но в тот день мама лежала совершенно неподвижно и смотрела в небо, словно ее и не было вовсе.
– Ты ведь тоже хотела на море, – проворчала я и уселась на песок рядом с ней.
– Ах, Ханна, – сказала мама и легла боком, так чтобы смотреть меня. – Это я во всем виновата.
– О чем ты говоришь, мама?
– Это из-за меня вам так тяжело.
Так она говорила про синяк под глазом.
– Просто дурацкая оплошность, – сказала я. – Ничего страшного.
– Ты очень умная, Ханна. И становишься старше. Когда-нибудь ты поймешь. – Она взяла меня за руку и крепко сжала. – Если кто-нибудь спросит тебя обо мне, ты должна сказать правду, слышишь?
– Ты же знаешь, я не вру. Папа всегда говорит, что врать…
– Знаю, – перебила она меня.
Вообще-то перебивать никого нельзя, это невежливо. Мама засмеялась.
– Ах, забудь, что я тебе наговорила, Ханна. Наверняка это просто гормоны.
Гормоны – это биохимические вещества, которые запускают определенные биологические процессы. Вот, например, тогда мама всплакнула и при этом издавала тонкие прерывистые звуки. Я никогда не слышала, чтобы она плакала в голос, хотя и тогда звуки были очень тихие. У меня чуткий слух.
Мама потянула меня за руку, так чтобы я села прямо, и обняла меня.
– Я люблю тебя, Ханна.
– И всегда будешь любить?
– Всегда-всегда…
Я слышу, как отворяется дверь, и поднимаю голову. На этот раз входит сестра Рут. Наконец-то.
– Ну, Ханна? Как твои дела? – спрашивает она с дурацкой улыбкой.
Она постоянно так улыбается, когда немного стыдится. Очевидно, потому что оставила меня одну и подослала ко мне двух незнакомых людей.
– Я рада, что вы вернулись, – говорю я.
– Да, я тоже. – Сестра Рут снова улыбается.
Я обхожу стол, хотя не спрашивала разрешения встать, и прижимаюсь к ней. Сестра Рут гладит меня по голове. При этом ее ладонь то и дело ложится мне на ухо, и я слышу море. Море, la mer, самое прекрасное место на свете.
– У меня для тебя хорошие новости, – сообщает сестра Рут сквозь шелест волн. – Мы можем проведать твою маму, если хочешь. Она еще не пришла в себя, но наконец-то врачи управились.
Я киваю, уткнувшись в ее мягкий живот. Мне хочется к маме, но вместе с тем хочется, чтобы сестра Рут постояла со мной еще немного.
– Слышишь? – спрашивает сестра Рут.
Только теперь я отнимаю голову. Она имеет в виду шум, необычный стрекот. Звучит где-то в отдалении, но слышно отчетливо. Сестра Рут показывает в окно. В серой ночи мигают белый и красный огоньки. Белый-красный-белый-красный. Миг-миг-миг-миг.
– Что это?
– Вертолет. Полиция облетает местность, где твоя мама попала под машину. – Сестра Рут опускается на корточки передо мной и обхватывает мое лицо теплыми ладонями. – Они разыщут хижину, Ханна. И вызволят твоего брата.
Теперь она улыбается по-настоящему. Мне не приходит в голову ничего другого, и я тоже улыбаюсь.
– Ну так что? Сходим проведать твою маму?
Я киваю. Сестра Рут берет меня за руку, и мы покидаем комнату отдыха.