София Баюн
Мы никогда не умрем
Милорд
Третий звонок
Занавес поднимается
Темнота в зале
Тишина была ощутима. Она давила на плечи, сгущала воздух, и он застревал в легких. Путалась в волосах и оседала на коже.
Мартин не знал, сколько времени слушает тишину.
Когда проем закрылся, отрезав его от внешнего мира, он долго не мог поверить, что это и правда произошло.
Слишком быстро Виктор нашел способ его запереть, и подействовал этот способ слишком быстро. Только что он сменил решетки Виктора своими, оставив себе возможность в любой момент вмешаться в происходящее. А теперь ничего нет. Только полуразрушенный дом, Орест, едва светящий своим фонарем в углу и почти погасший огонь в камине, холод, темнота и тишина.
Сначала Мартин пытался пробить возникшую стену. Он рисовал проемы, пытался разрушить кладку, сделать новый проем, но ничего не выходило.
Потом он пытался слушать, что происходит снаружи. Но быстро понял, что затея бесполезна — из-за стены не доносилось ни звука.
В конце концов он понял, что у него есть два выхода. Один — открыть вторую дверь, выйти в темноту, пронизанную теперь красными сполохами, и там умереть. Мартин помнил, как в детстве ушел далеко от дома и чуть не погиб, но, потеряв сознание, пришел в себя рядом с проемом. Он не был уверен, что теперь вернется таким образом. Не было никакого проема. И связи с ним наверняка не было. А значит, уйти в темноту было бы верным, хоть и мучительным способом самоубийства.
А еще можно было попытаться сохранить рассудок и дождаться, пока что-то изменится. Может, однажды проем снова появится. А может, он сумеет найти другое решение.
Что делает снаружи Виктор, приехавший к сестре для того, чтобы она в чем-то помогала ему? Мартин не сомневался в том, что ничего хорошего он не задумал. Но он не привык насильно вторгаться в мысли Виктора, и когда ему понадобилось это сделать, просто не смог вовремя узнать правду, отделив ее от лжи. Виктор отлично скрывался.
Прекрасно лгал.
Не он ли, Мартин, его этому научил?
Но когда-то ложь была единственным их спасением. Целый мир играл с ними в свою игру, в которой не было четких правил. Если бы Мартин не лгал когда-то — они оба не выжили бы.
А может, так и было бы лучше.
Что происходит сейчас? Кого Виктор убивает, кому он лжет, чью жизнь ломает своими манипуляциями?
Мартин не знал. Не мог знать, и это сводило его с ума.
Но безумие было тем единственным, что он не мог себе позволить. Он ясно понял это в тот момент, когда позволил себе всерьез задуматься о возможности такого исхода.
И тогда Мартин сел на пол, прислонился к стене, закрыл глаза. И погрузился в долгое, стылое оцепенение на грани яви, сна и бреда.
…
«Ты вор?..»
«Я не знаю, кто я».
Слова зажигались белым в темноте и рассыпались светящимися бабочками.
А теперь знает?
…
«Хочешь… будешь Мартин?» — раздается детский голос в темноте.
Имя звенит весенним солнцем. Мар-тин. Обещание лета. Мысли о теплом пухе и безопасности белого крыла.
…
«Какой он, Мир-Где-Все-Правильно, Вик?»
Они сидят на берегу озера, и на плечах остывают полосы ударов. Первая в жизни боль. Первое разочарование. И первая горячая, болезненная благодарность.
Какой он, каков этот мир? Не вспомнить. Не вернуть его тяжести в ладонях, не найти дороги к началу. Кого уже не спасти? Кто не узнает ничего о правильном мире?
…
«В пурге не бывает огня. Ничего не болит».
Не любить и правда оказалось проще. Запереть сердце на замок. Хрипеть каждое слово сквозь удавку алого платка.
Мартин не чувствует, как судорожно дернулись его пальцы. Будто из-под них выскользнула обледеневшая опора.
Все пошло не так с самого начала. Что он, Мартин, человек без тела, без голоса, мог противопоставить целому миру, который не желал быть правильным? Он выплетал сказки, утешающую ложь, советы и признания.
Все, что он мог сделать. Слишком мало.
Он всегда мог слишком мало.
Слишком мало оказалось любви. Слишком мало лжи. Слишком мало правды. Чего он еще не отдал?
Сколько бы он ни отдавал — этого всегда было недостаточно.
…
«Ирина, Ира, Ириша — Риша», — впивается в сознание мягкий голос.
Девочка, только что потерявшая друга.
Самые голубые глаза из всех, что он когда-либо видел. Чистые и ясные, как небо.