Выбрать главу

На палитре она смешивала жженую умбру, белый навахо и черный марс. Сегодня в волнах должен появиться парусник — единственная ложь на картине. Но теперь, когда Ника наконец-то получила власть над своей реальностью, это не имело значения.

Позади раздались шаги.

Она не стала оборачиваться — эти шаги она узнала бы в многотысячной толпе.

— Доброе утро, — улыбнулась она картине.

— Здравствуй.

Краем глаза она заметила, как рядом появляется темно-зеленая тень. Она подняла глаза.

Мартин стоял рядом, улыбался и наливал кофе из термоса в тонкую фарфоровую чашку — темно-красную, в золотых узорах.

— Ты сегодня рано, — заметил он, отдавая чашку и целуя Нику в висок.

Волны действительно были темнее, чем на картине.

— Я пришла рисовать корабль.

Ей нравилось море. Но еще больше нравилась их квартира в маленьком городе, где никто не говорил на их родном языке. В этом городе были узкие мощеные улочки, красные черепичные крыши, кованые открытые балконы и много солнца.

Наверное, и Мартин был там счастлив. Но только в этом году, через столько лет, ей наконец-то удалось убедить его приехать на море.

Ника сжимала чашку и смотрела на Мартина снизу вверх. Единственный обман, который так и остался с ней, привезенный из прошлого. У него волосы до плеч, темно-серые глаза, длинный, тонкий нос и зеленый пиджак. Но волосы его так и остались белыми, а лицо… лицо, конечно, так и осталось лицом Виктора.

И было то, что ей правда удалось забыть. Окровавленные простыни, треск ткани, горячую ладонь между лопаток.

Годы в полутемной квартире, полные унижений, боли и страха. Она знала, на что шла, оставаясь рядом с сумасшедшим. Жертвовала собой, чтобы человек, которого она любила, остался жить.

Виктор держался. Он никогда не делал ей больно просто так, только если не успевал запереться в ванной в очередной приступ. Она так и не поняла, любил он ее, ненавидел или истязал себя памятью о первой любви, глядя на ее лицо, но точно знала, что в ее глазах Виктор искупил все грехи, пожертвовав собой в тот день. Ника до конца не верила, что он действительно это сделает. Сомневалась в нем, сомневалась в Мартине и в самой себе, но Виктор выполнил свою часть сделки.

И все, что ей оставалось — хранить его тайны. Мартину достаточно своей боли и своей вины. Пусть он никогда не узнает про Дару.

Пусть Мартин никогда не узнает, как Виктор в тот, последний день застегивал крючки на ее платье и умолял ему поверить. Как они вместе зарезали того поросенка, и как он, морщась закалывал цветы в ее волосы окровавленными руками.

Ника, поставив на песок пустую чашку, аккуратно наметила на картине палубу и две мачты.

Пусть в море, настоящем и нарисованном, наконец-то утонет тот день и тот выстрел.

Мартин проснулся лежа на полу. Кто-то кричал на него и хлестал по щекам — боли не было, только слышались частые удары.

— Вик! Вик! Очнись, твою мать, пожалуйста, пожалуйста… что ты сделала, сука, что ты сделала!

Мартин не хотел открывать глаза. Он не должен был открывать глаза. Люди со вскрытым горлом не оживают.

И все же ему пришлось это сделать.

— Нет! Нет-нет-нет, только не это… — Лера выпустила его и отползла в сторону. — Верни его… верни, слышишь?! Не говори, что ты его убил… что вы… его убили… — в ужасе шептала она, и Мартин видел только темные провалы глаз на ее побелевшем лице.

Он не стал вставать. Лежал, глядя в потолок, и понятия не имел, что делать.

Когда-то давным-давно он читал в зарубежном журнале статьи о диссоциативном расстройстве. Не только чтобы понять свою природу, но и чтобы отыскать надежный способ умереть, оставив Виктору тело, когда ему, Мартину, в его жизни окончательно не останется места. И в одной из статей он нашел метод, который запомнил навсегда — личность умирает, поверив в свою смерть. Обычно «лишние» личности убивали, погружая пациента в транс.

Мартину это не подходило — он не мог загипнотизировать сам себя. Но спустя много лет мог заставить Виктора еще раз услышать выстрел, раздавшийся из незаряженного пистолета. Сначала заставил Виктора разрядить пистолет и забыть об этом. Потом — заставил Нику поверить, что он заряжен.

План был прост — оставшись без обеих душ тело умрет. Нике в таком случае ничего бы не угрожало. Скорее всего, врачи бы определили причиной смерти сердечный приступ.