— И все же у меня ощущение, что мы что-то упустили из виду. Вернее, я упустил.
Захаров понимающе похлопал Калашникова по плечу. Операцию готовил он и как никто другой знал, что сделано все возможное.
Они вышли из отсека в коридор прямоугольного сечения, спиралью опоясывающий центральный ствол лаборатории. Впереди тенями скользили оперативники Эгберта, одетые в «хамелеоны». Изредка из глубины здания в коридор просачивались тихие звуки: невнятные голоса людей, размеренный пульс метронома, звериное ворчание и пересвист автоматов.
Прозрачная перегородка, дверь распахнута, на полу сидят двое в зеленоватых комбинезонах, на лицах — растерянность и любопытство.
Вторая перегородка — еще один работник лаборатории, молодой, в глазах заинтересованность. Навстречу вышла женщина с красивыми рожками спецаппаратуры на висках.
— Он в вольере пситтакозавров. Лифт на галерею отключен, все тихо.
У тупика коридора полезли вверх по лестнице. На второй площадке женщина оглянулась, сделала жест: тихо! — и указала на приоткрытую дверь.
Калашников шагнул вслед за Эгбертом и оказался в узком длинном помещении с рядом кресел. Перед креслами стена была полупрозрачна, и сквозь нее, как сквозь туман, виднелся круглый зал, поделенный переборками на шесть секторов. Один из секторов был пуст, соседний был забит непонятным непосвященному оборудованием, а остальные три представляли цепочку воспроизведения биоцикла птицеклювых ящеров — пситтакозавров: «роддом» — «ясли» — «детсад».
«Роддом» напоминал инкубатор с тремя саркофагами бактерицидных камер. «Ясли» представляли собой одну камеру с серией излучателей и аппаратурой контроля, по травяному дну которой ползали странные существа, напоминающие ощипанных попугаев величиной со страуса. В третьей секции зала, самой большой, росли древовидные папоротники, а в зарослях хвощей ворочался черный, отливающий сизой зеленью бугор с красной клювастой головой, увенчанной зеленым гребнем. Рост этого ящера достигал двух метров.
В секторе с аппаратурой работал за пультом один человек, второй, в пузырчатом скафандре, возился в «роддоме».
— Кто? — спросил Калашников.
— За пультом, — ответил Эгберт.
С минуту все наблюдали за действиями разведчика чужой цивилизации — ничем не примечательного мужчины с ежиком черных волос и слегка утомленным смуглым лицом. Это был Суннимур Кхеммат. Он протянул руку над пультом, на пальце мигнул огонек.
— Что у него на пальце? — повернулся Калашников к заместителю. — Или мне показалось?
Стена перед креслами посветлела, обстановка зала за ней стала видна лучше.
— Перстень, — пригляделся Захаров.
— Где-то я уже видел подобный… Вспомнил! Мне его показывал Нагааны, они нашли на втором Дайсоне целый клад. Точно такой же носит психоэтик Флоренс Дженнифер.
Человек в скафандре перестал возиться в «роддоме», прошел в отсек управления.
— Нельзя ли подслушать, о чем они говорят? — спросил скупой на слова куратор австралийской службы.
Ответил Захаров:
— Зал имеет электронную защиту, выключаемую только изнутри. Защита, по идее, призвана обеспечить сигнализацию при попытке прорыва наружу, но фактически она переориентирована, что, конечно, дело рук Кхеммата.
— Он что же, еще и специалист по электронике?
— По нашим данным — нет.
— Тогда у него все-таки есть сообщник. Наблюдение ничего не дало?
— Никаких зацепок, ни одной попытки связи за трое суток.
Калашников задумался. Заместитель вытер вспотевшую лысину платком, переглянулся с Эгбертом, потерявшим свой обычный спокойный вид. Напряжение, повисшее в воздухе, достигло электрического накала.
— Начинайте операцию, — сказал наконец начальник отдела. — Если все обстоит так, как я думаю…
Захаров подождал продолжения и махнул рукой инспектору:
— Пошли!
Звуки из зала не долетали на галерею, но, вероятно, на пульте прозвенел вызов.
Сосед Кхеммата дотянулся до сенсора связи, послушал, что-то сказал резиденту и встал.
— Его «вызвали к руководству», — пояснил Захаров. — Парень — кандидат биологических наук, проверен, связей с Кхемматом не имеет, кроме служебной.
Молодой человек вышел, и тотчас же в зал вошла женщина в халате, прошла в секцию управления, что-то сказала с улыбкой. Кхеммат исподлобья посмотрел на нее и вдруг, не вставая, нанес удар в лицо. Удар цели не достиг, девушка изумительно кошачьим движением увернулась, отпрыгнула к стене и вскинула «универсал». В секцию вбежали двое парней в маскировочных комбинезонах, но Суннимур Кхеммат действовал гораздо быстрее, так быстро, что иногда его движения размазывались от скорости. Он выстрелил в оперативника слева («Дерк-3», — определил Калашников машинально), ушел от выпада второго и достал-таки девушку с «универсалом», причем наблюдающим за схваткой показалось, что рука его выскочила из плечевого сустава и удлинилась на полметра!
Пульт управления внезапно выбросил изнутри клуб желтого дыма, трое оперативников попадали в тех позах, в каких застал их газ.
Эгберт уже командовал прикрытию, что-то бормотал Захаров, Калашникову пришлось повысить голос:
— Всем отходить! У него «Дерк-3» и весь неземной арсенал! В коридоре накрыть сеткой или силовым пузырем.
Они скатились по лестнице на первый этаж и успели увидеть финал операции.
Так бежать, как бежал Кхеммат по коридору, люди не могли: нога у него поднималась и выстреливалась вперед вместе с бедром, словно соединялась с тазом реечным механизмом. Была в этом неестественном беге пугающая, отвратительная стремительность механизма и паучья гибкость живого организма, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: бежал не человек!
Кхеммат успел пробежать метров семь, как вдруг из ниши коридора на него упал тонкий длинный ус, вцепился в руку и дернул. Резидент на бегу грохнулся всей массой о стену, упал, тут же три или четыре таких же уса опутали ему ноги, вторую руку, и все же он встал, нечеловеческим усилием разорвал путы на руках, но они летели со всех сторон, превращая беснующегося чужака в кокон.
— Все! — сказал со вздохом облегчения Захаров. — Вторая линия страховки не подвела. Лина, Мак и Павел живы? — обратился он к Эгберту. Ответить инспектор не успел.
Коридор осветила яркая голубая вспышка, взрыв бросил людей в тупик, на лестницу, лопнула одна из стен, с грохотом рухнул потолок. От входа в здание донеслись крики.
— Всем назад! — донесся чей-то приказ. — Пускаю киберов.
— Как вы там, живы? — буркнул Калашников, поднимаясь и отряхивая костюм. В облаке пыли и дыма зашевелились фигуры.
— Кто стрелял? — выплыл из облака Захаров, держась за голову: он ударился затылком о ступеньку. — Кто стрелял?!
— Никто, — поморщился Калашников. — Он взорвался сам. Мое предположение, к сожалению, оказалось верным: это робот, двойник настоящего Кхеммата. А сам Кхеммат скорее всего запрограммирован и выполняет какое-то задание Чужих здесь, на Земле.
— Это я виноват. — Заместитель озадаченно посмотрел на ладонь, она была в крови. — Надо было предусмотреть попытку самоликвидации. В Сфере они тоже взорвали модуль, когда пытались бежать с Базы-два.
В коридоре появились юркие киберы, и люди вытащили из ниши раненого оперативника, стали разбирать груду обломков упавшего перекрытия. В воздухе витали запахи сгоревшей синтетики, ментола и почему-то чеснока.
Калашников пробрался к выходу, оглянулся на Захарова, пытавшегося давать указания.
— Покажись медикам, у тебя весь затылок в крови. Ничего ты здесь не найдешь. И все же, по-моему, не все потеряно, есть возможность подобраться к «живому» Кхеммату.
Заместитель забыл о боли.
— Прочесать весь полигон?
— Нет, здесь его не найти. Но откуда у робота Чужих земной парализатор? «Дерк-3» давно изъят из всех арсеналов… кроме трех: нашего отдела, базы Даль-разведки и Военно-исторического музея.