— А я думал, что придется прыгать с парашютами, — меланхолически пробормотал Норман.
Кемпер фыркнул.
— За всю жизнь я прыгал с парашютом всего два раза, третий уже лишний. Смотри вниз, справа по борту градусов десять.
Алиссон напряг зрение и через минуту в хаосе коричнево-черных бугров и рытвин под самолетом разглядел маленькое облачко зеленовато-желтого свечения.
— Что это?
— То самое, из-за чего я оторвал тебя от комфортного туалета. Держись крепче, сейчас немного потрясет.
«Ишак» резко завалился влево, нырнул вниз, показалось, что земля и вечереющее небо поменялись местами, но ненадолго. Когда Алиссон сориентировался, самолет уже катил по твердому грунту, подпрыгивая на ухабах. Пробежав метров двести, остановился. Кемпер выключил моторы, и наступила пульсирующая тишина.
— Жив?
— И весел, — вяло пошутил Норман. — Но встать уже не смогу.
— На место пойдем завтра. — Вирджин снял шлем и оглянулся. — Э, да ты совсем квелый, парень! Посиди, пока я поставлю палатку.
— К черту, — сказал Алиссон, проведший в воздухе в общей сложности одиннадцать часов с лишним. — Я усну и так. Разбудишь завтра к вечеру. Что там светилось так красиво? Связано с радиацией?
— Фон, конечно, выше, чем везде в пустыне, кроме «нулевых» точек21 но в костюмах, которые выдаются нам на время испытаний, пройти можно. Отдыхай и не забивай голову вопросами, сам все увидишь, оценишь и даже пощупаешь.
Алиссон кивнул и провалился в сон, как в яму без дна. Он не проснулся даже тогда, когда Кемпер перенес его из кабины в палатку и впихнул в спальный мешок, сняв только мокасины.
Летчик поднимался первым, и Алиссон видел только склон горы и подошвы его сапог. Оба обливались потом, облаченные в блестящие антирадиационные балахоны с яйцевидными шлемами, несмотря на включенные системы терморегуляции. Идти мешали россыпи крупных валунов, собиравшиеся в длинные моренные гряды.
Солнце еще не встало, но было уже светло, рассвет в горах наступал рано. Воздух на высоте полутора тысяч метров был прозрачен и чист.
— Не понимаю, — пропыхтел Алиссон.
— Ты о чем? — обернулся Кемпер.
— Не понимаю, зачем ты меня сорвал с места. По горам я мог бы полазить и у себя дома. Здесь нужны сильные ноги, а не умная голова.
— Не спеши, умник, уже немного осталось. Если бы не эти камни, мы были бы на месте давно.
— Это не камни — дропстоны. Эрратические валуны.
— Что-что? Какие валуны? Попроще объяснить не можешь?
— Принесенные и обточенные ледником. Видимо, ледник был мощный и растаял недавно — пару десятков тысяч лет назад.
Взобравшись на гребень перевала, Кемпер показал вниз:
— Вот оно, чуть ниже, прошу полюбоваться. Алиссон остановился рядом, перевел дух.
С этой стороны склон горы без единого намека на растительность уступами спускался в долину древнего водного потока — сейчас там струился ручей с густой коричневой водой, а на площадке первого уступа располагался длинный каменный вал необычной формы с выступающими из камней толстыми дугами и столбами серебристого и белого цвета. Что-то он напоминал, этот вал; смутные ассоциации родились в голове Алиссона — где-то он видел нечто подобное, странно знакомое и волнующее. Он достал бинокль, подкрутил окуляры.
Кемпер щелкнул футляром дозиметра.
— Фон вполне сносный, — семнадцать рентген. Вблизи будет около тридцати, но я долго прохлаждаться там не собираюсь, покажу кое-что и назад. Отсюда, кстати, видно лучше. Ну, что тебе эта осыпь напоминает?
— Кладбище динозавров! — сообразил наконец Алиссон, у него даже дух захватило. — И ты молчал?!
— Во-первых, мог бы и сам догадаться, что я не поволоку палеонтолога в горы любоваться рассветом, а во-вторых, здесь почило не стадо динозавров, а всего один.
Алиссон скептически хмыкнул, но чем дольше рассматривал останки, тем больше убеждался, что Вирджин прав. Перед ним лежал наполовину забитый землей и камнями скелет чудовищного, неизвестного науке гиганта, длиной не менее двухсот метров! Колосс лежал на спине, раскинув лапы — их было почему-то пять, как показалось Алиссону, — и откинув назад голову, почти полностью скрывавшуюся в почве. Форма конечностей была в общем-то понятной, мало отличающейся от известных Алиссону форм скелетов древних пресмыкающихся, но были и детали, назначение которых было неизвестно палеонтологу с первого взгляда. И еще пятая конечность, — не хвост — хвост был виден — сорокаметровой длины, из позвонков размером с туловище человека, с шипами, раздваивающийся на конце, — а именно скелет лапы, странной, напоминающей скелет зонтика.
— Вот это да-а! — сказал наконец Алиссон, опуская бинокль. — С ума сойти можно! Удружил ты мне, ничего не скажешь! Это или потрясающее открытие, сенсация века, или снова твои шутки. Кемпер развеселился.
— Как говорил Дидро: неверие — первый шаг к философии. Скептицизм — худшее из мировоззрений, хотя, с другой стороны, ученый просто обязан быть замешан на изрядной доле скепсиса. Пошли, покажу главное.
Они опустились на сто метров ниже и приблизились к полузасыпанному скелету отжившего свой век исполина. Обошли кругом, прислушиваясь к свисту ветра в щелях между костями и поглядывая на окошко дозиметра: радиация вблизи скелета достигала тридцати двух рентген в час.
Цвет костей был серебристо-белым, словно они были покрыты инеем, но пальцы Алиссона в перчатке защитного комбинезона ощутили твердый монолит, похожий на гофрированную сталь. Кемпер остановился возле пятиметрового бугра с тремя ямами, расположенными на одной линии, стукнул в макушку бугра кулаком.
— Череп полностью в земле, придется очищать. Чувствуешь, какая громадина? Что тебе ковш двадцатитонного экскаватора!
Алиссон погладил торчащий из-под каменной осыпи снежно-белый шип, похожий на бивень мамонта.
— Что-то не припоминаю подобных находок… да и не знаю, могли ли такие гиганты жить на Земле. Он же должен весить не менее тысячи тонн! Как он себя таскал?
Кемпер пожал плечами.
— Спроси у него самого. Факты — упрямая вещь. А теперь загляни сюда. — Летчик взобрался на груду камней, протиснулся между двумя изогнутыми столбами и, посторонившись, пропустил палеонтолога вперед. Стрелка дозиметра отсчитала на шкале сорок делений.
Алиссон остановился на краю громадной ямы, окруженной частоколом наклонившихся серебристых столбов — это явно была грудная клетка исполина, внутри которой свободно уместился бы железнодорожный вагон. В центре ямы, глубина которой достигала шести-семи метров, среди крупных и мелких камней выдавались три граненых глянцево-черных кристалла, заросших щетиной отсвечивающих серебром шипов. Над ними струилось марево нагретого воздуха. Макушки двух кристаллов казались срезанными, открывая взору отблескивающие зеленым внутренности.
У Алиссона внезапно родилось ощущение, что эти черные «кристаллы» — живые.
Отобрав у него фотоаппарат, Кемпер сделал несколько снимков и завернул аппарат в освинцованную пленку.
— Давай за мной вниз, самое интересное там, у этих яиц, но задерживаться возле них нельзя — там рентген восемьдесят, если не больше, наши «пингвины» такую радиацию не удержат.
Они спустились в яму, прыгая с камня на камень, пот заливал глаза, но вытереть его мешало стекло шлема. Температура воздуха в яме держалась на уровне семидесяти градусов по Цельсию.
Кемпер подошел к одному из многогранников, поверхность которого была покрыта трещинами, нагнувшись к срезу, заглянул и тут же уступил место Алиссону. Тот наклонился над горячим щетинистым боком «кристалла» и остолбенел. «Кристалл» на самом деле оказался верхним концом огромного яйца, заполненного прозрачно-желтым желе, в котором плавал «желток» — светящийся нежно-зеленым светом, свернувшийся в комок… зародыш! Из переплетения каких-то жил, крючьев, лап и перепонок на Нормана глянул пристальный немигающий глаз!
Алиссон, сглотнув комок в горле, с трудом оторвал взгляд от этого странного, завораживающего, не человеческого, а скорее птичьего глаза, в котором, однако, пряталась не то боль, не то смертельная тоска.