Она прижимается ко мне, выгибая спину с громким стоном.
— О, да!
— Я наполню твою голодную маленькую киску, ангел, и помечу тебя своим семенем.
— Да, пожалуйста! — Кричит она, ее лоно пульсирует вокруг меня, когда я грубо вхожу в нее, мой позвоночник покалывает от желания излиться, но я собираюсь подождать, пока Холли снова не распадется в моих объятиях.
Она беспокойно извивается, заставляя меня сильнее вдавливать пальцы в ее бедро, чтобы удерживать неподвижной с каждым толчком моего члена.
— Моя, — грубо говорю я, каждый мокрый шлепок плоти приближает меня все ближе и ближе к извержению, которое я не уверен, что переживу.
— Быстрее! — Требует она, и я потакаю ей, скользя в ее киску и врезаясь быстрыми, неизмеримыми движениями, которые заставляют ее запрокидывать голову и выгибать спину, ее острые соски умоляют о моем прикосновении. Дрожь сотрясает ее тело, когда я наклоняюсь и беру один из тугих сосков между губами, нежно посасывая розовую вершину. Выпускаю его с мокрым хлопком и прокладываю дорожку поцелуев вверх по шее, посасывая чувствительную кожу и оставляя любовные отметины, когда тянусь губами к мочке ее уха.
— Ты моя, Холли, — грубо шепчу я ей на ухо. — Я убью, блять, любого, кто посмеет к тебе прикоснуться!
Она вздрагивает напротив меня, но я не беспокоюсь о том, не зашел ли слишком далеко в своих словах, касаясь губами ее губ, чувствуя, как мои яйца напрягаются от потребности кончить. Я жестче трахаю ее, меняя угол так, чтобы касаться ее набухшего клитора с каждым толчком. Ее дыхание становится прерывистым, а бедра начинают дрожать, когда я снова и снова тараню ее своим членом, пока ощущение у основания моего позвоночника не убивает меня.
— Близко, — вторит она моим мыслям, зарываясь лицом мне в плечо и поднимая бедра навстречу моим толчкам. Она кончает со всхлипом, ее ногти впиваются в мою руку, а ноги неудержимо дрожат вокруг меня, вызывая мой собственный оргазм. Хриплый звук вырывается из моего горла, когда удовольствие-боль охватывает все мое тело на секунду, прежде чем все это превращается в облегчение, когда я изливаю свое семя в ее пульсирующую киску. Ее тугие стенки сжимаются вокруг моего члена, выдаивая из меня каждую каплю. Мои мышцы беспомощно пульсируют, когда я толкаюсь бедрами вперед, проталкивая свое семя в ее матку и, наконец, отмечая ее как свою.
— Блять, детка, — говорю я ей в шею, когда мои мышцы превращаются в кашу, и я падаю на нее сверху, слегка приподнимаясь, чтобы не раздавить своим массивным телом.
Она прижимает лицо к моему плечу, ее дыхание такое же затрудненное, как и мое. Мы пребываем в уютной тишине, пытаясь отдышаться. То, что только что произошло между нами, не похоже ни на что, что я когда-либо испытывал в своей жизни. Успокаивающий способ, которым Холли нежно проводит пальцами по моей спине, — это не то, что я когда-либо думал, что мне понадобится, и все же, вот мы здесь. Мне приходится практически заставлять себя слезть с кровати и отказаться от ее ласки.
— Хм, я хочу спать, — хнычет она, когда я хватаю ее за руку, чтобы помочь ей встать с кровати. Я знаю, что ей не помешает немного поспать после того, как она несколько дней безостановочно заботилась обо мне, но я не собираюсь отпускать ее, пока она не поест и не примет душ.
Теперь моя очередь заботиться о ней.
У меня не так много практики — или вообще никакой — когда дело касается заботы о ком-то. Самое раннее воспоминание об этом случае относится к десятилетнему возрасту, когда я заболел гриппом. Сосед беспокоился обо мне и принес куриный суп, несмотря на гневный взгляд отца.
— О чем ты так напряженно думаешь? — Спрашивает Холли, глядя мне прямо в глаза, когда мы заходим в душ.
— О своей жизни и как она была пуста, пока ты не вошла в нее, — говорю я, наблюдая, не покраснеют ли ее щеки, и она не разочаровывает. Она наклоняется за гелем для душа и избегает моего взгляда.
— Не я вошла в твою жизнь — ты ворвался в мою, — шепчет она себе под нос.
— И я никогда об этом не пожалею, — говорю я, наклоняясь и нежно касаясь губами ее губ.
То, что должно было быть простым прикосновением губ, быстро превращается в глубокий поцелуй, когда она прижата к стене. Черт, я знаю, что должен дать ей передышку после того, как сорвал ее вишенку всего несколько минут назад, но, когда она начинает извиваться напротив меня, я мало что могу сделать, чтобы сдержаться.