Она хихикает, ее глаза светятся от смеха.
— Что ты сделал, чтобы получить это имя? Украл кучу душ благодаря своему красивому лицу? — Улыбка сползает с ее губ, и щеки быстро становятся розовыми. Я вижу, что она смущена своими словами. — Я… Я не…
— Значит, ты считаешь меня красивым, — говорю я, крепче сжимая ее руку, когда она пытается вырваться.
— Какого черта ты такой сильный, когда получил огнестрельное ранение и травму головы? — Бормочет она, дергая руку. Я старался не причинить ей боли, но отпускать не собирался.
— Ты мне не ответила, Холли.
Я провожу взглядом по ее лицу, наслаждаясь тем, как она заливается краской.
— Боже, какой ты самовлюбенный, — говорит она, глядя на меня, и уголки моих губ дергаются в улыбке от ее свирепого выражения лица. Черт возьми, я давно так себя не чувствовал. У меня давно не было повода улыбаться, но эта девушка пробуждает во мне ту сторону, которую я считал мертвой.
— Ладно, ты симпатичный. А теперь отпусти меня.
Я отпускаю ее, но только для того, чтобы обхватить за талию и притянуть к себе. Она задыхается, когда приземляется ко мне на колени, и я знаю…
Знаю, что должен быть осторожен. Ради нее и ради себя. Ради нее — потому что не хочу напугать ее настолько, чтобы она решила, что застряла с психом, хотя это, пожалуй, правда. А ради себя — потому что голова раскалывается. Но все равно не мог остановиться.
И все же, похоже, я не могу достаточно долго придерживаться здравого смысла.
Я хочу ее.
Я жажду все в этой девушке, и все же я знаю, что не могу ее получить. Она бы убежала куда подальше, если бы узнала, какой я мужчина, но мне хочется насладиться ее миром, хотя бы на несколько минут. Погрузиться в ее чистоту и насладись невинностью.
Она — редкая душа, не испорченная этим грязным миром.
Это как вынырнуть за глотком воздуха, после долгого времени, проверенного под водой.
Холли — мой глоток свежего воздуха.
— Что ты делаешь? Ты же делаешь себе больно, — ругается она, проверяя, не навредили ли мои движения чему-нибудь, но я хватаю ее за подбородок и заставляю посмотреть на меня. Ее зеленые глаза вспыхивают чем-то вроде любопытства, когда смотрят на меня, и мне приходится сдержать стон от их вопиющей невинности. Я думал, она хоть немного испугается моих действий, но, очевидно, нет.
Какого хрена она вообще настоящая?
— Я все еще не уверен, что не выдумал тебя в своей голове. Я все время думаю, что лежу на том складе, истекаю кровью, а ты — ангел, пришедший забрать меня в ад.
— Почему сразу в ад?
— Я нехороший человек, Холли, — честно говорю я ей, разрывая зрительный контакт, чтобы провести взглядом по ее телу. Ее соски выступают сквозь ткань, и стон поднимается по моему горлу с потребностью наклониться и провести ртом по упругим пикам.
Господи, я не просто плохой человек. Я гребаный негодяй, раз возжелал эту девушку, которая спасла мне жизнь. Хотеть ее так, как это делаю я, — это болезнь, но ничего не могу с собой поделать. Хочу похоронить себя внутри Холли, и, судя по тому, как она за мной наблюдает, испытываю искушение сделать именно это.
— Ты… — начинает Холли, но колеблется. На секунду она отводит взгляд от меня, и я вижу, как она прикусывает нижнюю губу, собираясь с мыслями, прежде чем снова взглянуть на меня. — Как медсестра, я поклялась спасать все жизни, но… т-ты когда-нибудь причинял боль тому, кто этого не заслуживал?
Я смотрю на нее, мои руки опускаются обратно на ее талию, и притягиваю к себе. Ее губы раскрываются, когда она чувствует на себе давление моей длины. Доказательства моего желания к ней очевидны, но она не пытается убежать, и это единственное подтверждение, которое мне нужно.
— Никогда, — уверяю я ее, глядя в глаза, а затем провожу голодным взглядом по ее телу. — Я никогда не причинял боль тому, кто этого не заслуживал.
ГЛАВА 4
Рипер
Возьми себя в руки.
Я заставляю себя повторять эти слова снова и снова в голове, но они не имеют никакой силы в присутствии кого-то вроде Холли. Когда она рядом, слова бесполезны.
Могу сказать, что мои действия и мое признание подавляли Холли, поэтому я проявил милосердие и отпустил ее. Не говоря уже о том, что находиться так близко ко мне в моем нынешнем состоянии, вероятно, было отвратительно. В конце концов, я пришел к ней домой раненым и окровавленным, и с тех пор был в основном без сознания, и мне пришлось только минимально помыться.
Отпустив ее, чтобы она могла встать, я убедил Холли позволить мне встать с кровати и принять душ. Она нервничала из-за того, что мне придется подняться, но я утверждал, что мне нужно смыть кровь с волос, чтобы ей удалось как следует оценить рану на голове. Я был слабее, чем мне хотелось, поэтому потребовалось несколько осторожных маневров, но Холли помогла мне добраться до ванной, наполнила ее водой и нашла запасную зубную щетку. Она покраснела и стала совсем пунцовая, когда спросила, нужна ли мне помощь, чтобы залезть в ванну, но я решил не смущать ее и справился сам. Боже, как приятно было помыться.