- Седрик... - Лайонел схватил приятеля за плечо, оттаскивая подальше от стоящей нараспашку двери. - Седрик, послушай, не надо...
- Ты в штаны наложил и последний разум потерял? - рявкнул Седрик, рывком высвобождаясь. - Там разъяренный оборотень, который сейчас оклемается и полезет рвать нас в клочья, а на тебя жалость к бедной зверюшке напала?
- Давай спрячемся... - вяло пробормотал Лайонел.
- Куда, идиот? Под шкаф, под скамью? - вокруг пальцев Седрика танцевали бледные искры, обжигающие холодом. - Ради Создателя, не лезь ты под руку, дурень припадочный! Я всегда знал, что ты трус, крошка, но чтобы до такой степени...
Оборотень заполнил собой дверной проем - обманчиво неуклюжий, огромный, с выставленными вперед когтистыми лапами. Косматая шерсть, вытянутая голова, раза в два больше обычной волчьей, прижатые уши, оскаленная пасть. Лайонел видел мутный блеск клыков и яростное сияние золотых глаз, лишенных зрачка. Расплавленное кипящее золото, бешенство полной луны. От оборотня воняло - густым запахом прелой листвы, запекшейся крови, грязной шерсти, мускусным запахом охотящегося зверя, который только что потерпел поражение. И от кого? От людей!
- Иди-иди сюда, псина паршивая, - почти ласково окликнул Седрик. - Ну, иди, тварь...
Изменчивый грузно шагнул вперед, когти на задних лапах оставили глубокие царапины на пороге. Он задел холкой притолоку и слегка пригнулся - порождение Великого леса, в глотке которого непрерывно перекатывался рокочущий звук, похожий на треск разрываемого холщового полотна. Седрик стоял, крепко упираясь ногами в пол, отведя руки чуть назад, собранный и до кончиков ногтей уверенный в себе. Словно красуясь перед невидимой публикой, перед строгими профессорами, принимающими зачет по боевой магии. Еще миг, еще удар сердца - и заклинание будет пущено в ход, тварь из леса обратится ледяной статуей.
Лайонел всхлипнул. С силой дернул Седрика за пояс, назад, сбивая с ног.
Оборотень прыгнул - тяжеловесно-стремительный, неожиданно грациозный, не зверь и не человек, но их противоестественное единство. Лайонел ощутил мимолетное прикосновение его шерсти, жесткой, похожей на лошадиную скребницу. Огромная лапа ударила его в солнечное сплетение, с легкостью отшвырнув в дальний угол комнаты. Лайонел ударился спиной о стену, сполз вниз, беспомощно разевая рот, не в силах сделать хоть бы глоток воздуха, ощущая, как обломанные концы ребер впиваются в разодранные легкие.
Седрик растянулся на спине прямо в центре пентаграммы, сбив горящую свечу. Оборотень стоял над ним, опираясь на четыре лапы, почти уткнувшись раздувающимися ноздрями в лицо человека. Из пасти зверя хлопьями стекала вспененная слюна, тягучие, вязкие капли падали на одежду Седрика. Зверь обнюхивал его, шумно фыркая и глухо урча, в точности как разозленная собака, готовая вот-вот напасть. Седрик был жив и даже не потерял сознания - Лайонел точно знал это. Знал об ужасе приятеля, вынужденного снизу вверх смотреть на клыкастую морду чудовища, мертвенно-холодный и сковывающий ужас переполнял его сознание, не позволяя сделать ни единого движения, путая мысли, не позволяя сосредоточиться. Ужас, которого Седрик никогда не испытывал, о чьем существовании не подозревал - безликий и безымянный ужас кошмарных снов с раззявленной пастью, из которой капает слюна. Ужас, одним легким движением лапы перекативший Седрика со спины на живот. Ужас, которому невозможно противостоять, когда он с треском рвет клыками одежду Седрика. Бешеная собака, треплющая найденную на свалке тряпочную игрушку - или человеческое тело. Оборотень сдирал шкуру с поверженного противника, помогая когтями - плащ, свитер плотной вязки и рубашку под ним, кожаные ремни на поясе, бриджи. Блеснуло серебро, на шее Седрика болтался охранный амулет, он приподнялся на локтях в бессмысленной попытке отползти. Извиваясь, как раздавленный червяк, еще не осознавший, что он мертв. Оборотень тяжелой лапой придавил добычу к полу, оставив на коже красные рваные полосы.
Лайонел впился зубами в стиснутый кулак, страшась издать хоть единый звук и тем привлечь к себе внимание чудовища, чувствуя на языке солоноватый привкус крови. Изменчивый перехватил вяло отбивавшегося человека поперек живота, вздергивая на колени. Настойчиво потираясь об его ягодицы косматым пахом, как делают собаки перед тем, как забраться на подружку и исполнить на ней быстрый и незамысловатый танец собачьей случки. Вставшее достоинство оборотня походило на корабельный таран - или на литое бронзовое изображение фаллоса над входом в процветающий веселый дом. Человекозверь удерживал Седрика за бедра, дергая на себя, тычась своим устрашающим орудием между распяленными ногами жертвы, урча и облизываясь. Оборотень был слишком велик для человека, он никак не мог достичь желаемого - но когда ему это наконец удалось, Седрик завизжал. Тонко и пронзительно, как подстреленное влет и насмерть раненое животное. Его крик ввинчивался в уши, метался под сводом черепа Лайонела, словно пытаясь вывернуть душу наизнанку. Этот крик был скрипом ржавого гвоздя по стеклу, хрустом переломанных костей, всеми воплями отчаяния тех, кто понял - мир жесток, никто не придет на помощь, они брошены наедине с тем, кому нет ни малейшего дела до их страданий. Кто не ведает ни жалости, ни снисхождения - только собственные потребности.