— Может, потому, что ты не обнимаешь меня? — он смотрел ей в глаза и сдерживал порыв прижать её к себе. Но если итогом этого разговора станут добровольные объятия с её стороны, то ему и места в команде по квиддичу не надо.
— Рон, единственный раз, когда я хотела тебя обнять, ты посмотрел на меня как на Арагога. А Гарри нужны эти объятия.
— Зачем? — не понял Рон.
— Как ты не понимаешь? — закатила глаза Гермиона. — У него нет семьи, никто никогда не прижимал его к себе по-матерински. Это терапия, сдерживающая его вспыльчивость. Пойдём, а? Я волнуюсь за Чжоу.
— Да, только… — Рон всё ещё держал её руку. — Можно мне тоже эту твою… терапию?
— Зачем тебе?
— Может, я лучше учиться стану? — И Рон решил, что действительно постарается.
— Рон, глупый, конечно, можно, — мягко сказала Гермиона и прижалась к Рону, не замечая его покрасневшего от смущения лица. Зато другое лицо, в очках, она увидела очень отчётливо.
— Гарри! — она быстро побежала, обняла и его, но быстро отпустив, испуганно спросила: — Где Чжоу?
Обмена взглядами она не заметила.
— Жива, не волнуйся. Ты как?
— Вот в Больничном крыле и скажут. А вообще нормально, — она уже пошла вперёд, но остановилась. — Где моя сумка, кстати, там же все учебники!
— Заберем после. Иди уже, — сказал Рон, но остановил Гарри: — Погоди.
Они шли за Гермионой, буквально на расстоянии двух-трёх шагов и переговаривались.
— Гарри?..
— Рон?.. — сказали они одновременно.
— Нам бы поговорить насчёт… — начал Рон и кивнул в сторону подруги, которая шла впереди и с подозрением оглядывалась на них. Правда, видела только улыбки.
— Тише ты. Успеем, — сказал Гарри, и они оба смотрели, как солнце из окон коридора путается в пышных волосах Гермионы.
* * *
— Северус, мальчик мой, присядешь?
Профессор Дамблдор восседал за столом и с полуулыбкой смотрел на своего шпиона. Он прятался от Министерства там, где вероятнее всего его не могло быть. Гениально. Амбридж ведь так и не попала на лестницу, что охраняла горгулья.
— Я бы не хотел задерживаться. Слушаю вас, директор.
Он стоял, ожидая нового приказа. Он так уже привык их выполнять. Хорошо хоть этот начальник не выпускает из палочки Круциатус, хотя тоже знает, как надавить на больное место.
— Я волнуюсь за Гарри. Он выглядит измотанным, видения всё ещё мучают его?
— Меня не касается самочувствие этого… Поттера.
— Знаю, знаю. Но теперь пришло время решительных действий. Нам нужно внушить Гарри, что Сириус в беде.
— Директор, что значит внушить? — Снейп прекрасно знал, как внушать, но не мог поверить в приказ. Хотя кто он такой, чтобы оспаривать решения величайших. Или самых безумных.
— Дать посмотреть новый сон, конечно, как с Артуром Уизли.
— Существует какая-то цель данного мероприятия?
— Да, пора миру Британии узнать о возвращении Тома Риддла. Гарри должен попасть в Министерство и забрать пророчество. Там появится и Том. Он захочет убить его.
— У Тёмного Лорда похожий план, он уже готовит рейд в Министерство.
— Отлично, тогда через пару недель всё решится. Я сообщу тебе.
— Вы не боитесь, что Поттер может погибнуть от руки Лорда?
— Что ты! В любом случае, мы ничем не рискуем. Неужели ты привязался к этому мальчику?
— Он сын Лили.
— Ты до сих пор любишь её?
Серебристая лань выскочила из палочки Северуса Снейпа и унеслась в небеса.
— Всегда.
Оспаривать приказы шпион не был намерен. Но ведь никто не запрещал ему забирать мальчика на отработки. А там ненароком он мог бы узнать что угодно и быть готовым.
Глава 8
Солнце в небе стояло еще высоко и сверкало, как новенький снитч; свет его лучей был похож на тоненькие крылышки, что трепыхались в полете: еще немного, и его можно было схватить рукой, таким было ощущение у Гарри Поттера. Он стоял на третьем этаже замка и смотрел в окно. Наконец прозвенел звонок, и студенты Гриффиндора и Слизерина, улыбаясь и толкаясь, зашли в кабинет истории магии. Это было единственное занятие в их длинном расписании, на котором было возможно тихонько пошептаться, почитать или поспать. Чем и собирался заняться Рон Уизли, особенно увидев, как ловко лучший друг сел за парту рядом с Гермионой Грейнджер. Даже её неодобрительный взгляд не заставил Рона оторвать голову от парты, чтобы записывать лекцию, и он из-под полуопущенных ресниц стал наблюдать за друзьями.
Гермиона, одна из немногих, достала перья и пергамент, чтобы записывать лекцию, которую монотонным голосом начал читать профессор Биннс. Единственное привидение-профессор во всей Британии вряд ли интересовалось наличием записанных лекций у студентов.
Рон с тревогой смотрел на Гермиону, которая убрала длинные волосы на одну сторону и, отвлекаясь от лекции, с легкой улыбкой на губах слушала, что говорит ей Гарри. Рон сделал над собой усилие и постарался не злиться на лучшего друга. Вчера вечером они поговорили и решили несмотря ни на что остаться друзьями. Правда, завистливой натуре Рона было очень тяжело себя перебороть, но однажды он уже предал друга своим недоверием. Сжав волю в кулак, еще прошлым вечером Рон решил больше не предавать друзей.
* * *
Замок уже опустел, когда трое друзей возвращались из Больничного крыла. Гостиная их факультета была пуста, и поэтому, как только они вошли в портретный проем, Гермиона резко развернулась к парням лицом и с прищуренным взглядом задала ряд вопросов, мучивших её всю дорогу:
— Что вы от меня скрываете? Что ты сделал Чжоу? О чем вы шептались за моей спиной?
— Ничего, — испуганно сказал Рон, мельком взглянув на друга.
— Абсолютно ничего, — подтвердил Гарри.
— Вы лжете. И когда я узнаю, о чем, мало не покажется никому. Я устала и хочу спать, надеюсь, по дороге никто не захочет меня убить, — надменно сказала разъяренная Гермиона и, взмахнув гривой волос, скрылась на лестнице, ведущей в женские спальни.
Рон сглотнул и с испуганным взглядом повернулся к Гарри, который, улыбнувшись, смотрел на то место, где скрылась Гермиона.
— Ну и чего ты улыбаешься? Она же убьет нас.
— В таком случае пусть лучше она, чем Волдеморт, — сказал Гарри и наконец повернулся к другу. Они несколько мгновений сверлили друг друга взглядами.
— Ты реально ударил Чанг? — наконец спросил Рон, и его тон был таким, словно веселый поход в Хогсмид был равносилен причинению боли девушке.
— Так вышло, сам от себя не ожидал… — сказал Гарри, и вид веселого Рона рассмешил и его: — Это, знаешь ли, не смешно. Я ведь должен стыдиться своего поступка.
— Стыдишься? — участливо спросил Рон, прижимая кулак ко рту, тем самым сдерживая смех, рвущийся наружу.
— Ну… нет… нет… — сказал Гарри, и они с Роном рассмеялись.
— Вот Драклова мать, я бы на это посмотрел, да и сам бы за Гермиону… — весело начал он говорить и резко замолчал, словно кто-то бросил в него заклинание «силенцио». Кажется, сейчас предстоит настоящее выяснение отношений.
— Давно ты понял? — осторожно спросил Гарри, зная, что сейчас их дружба ступает по очень зыбкому песку.
— Ну, наверное, еще в прошлом году… ну… когда она с Крамом, — слукавил Рон. — А ты?
— Я?.. — Гарри совершенно точно знал, когда пришло осознание, что эта девушка так важна для него и его счастья. Не тогда, когда она кричала на него за неразумную слежку за Снейпом. Не тогда, когда, разозлившись, все равно бросала обеспокоенные взгляды и пододвигала любимое блюдо в обеденном зале. Не тогда, когда внутренности сворачивались от невозможности просто посидеть рядом с ней и понаблюдать, как бережно она гладит учебник окклюменции тоненькими пальчиками. И даже объятия, такие дружеские обычно, превратившиеся в очень интимные, вплоть до тесноты в штанах, не дали понять Гарри о любви. А осознал он любовь к Гермионе, увидев, как она тесно прижимается к Рону, когда должна обнимать только его. Когда Гарри, наконец, пришел к согласию со своим сердцем, то сказал:
— Я ведь всегда её любил, просто осознал только сегодня.