— Ты можешь помолиться о моей душе, — на лице девушки вдруг появился прищур, — Попытаться стоило, — добродушная улыбка боролась с язвительными эмоциями, желающими найти себе выход. Он замолчал, в ожидании предложений от юной особы, задумчивое лицо которой искало выход из сложившейся ситуации.
— Это ваша вина, судья, — в голосе её была нотка удовлетворенности, — Если бы вы явились ко второму танцу, как и обещали, то я бы не покинула бальный зал и ничего бы не случилось.
Бадлмер, как никогда прежде, уверенно смотрела на Клода. Иногда достаточно одного взгляда в глаза человека, чтобы понять, как он на самом деле одинок. Заметить по едва видимым теням в его глазах, как он сильно устал.
Зелёные глаза мадам Бадлмер смотрели на седую голову мужчины, на которой, к её удивлению, отсутствовала шляпа. Она очарованно рассматривала его серебряные волосы, зачёсанные к вискам, его худое лицо и выраженные скулы. Тонкие пальцы девушки неприятно покалывало от сводящего с ума желания прикоснуться к его возвышенному лицу. Просто дотронуться до бледной кожи и почувствовать её. Ощутить каждую неровность мягкими подушечками холодных пальцев, одолеть дрожь, распространяющуюся по телу. Она хотела провести кончиками пальцев вниз, начиная от тонких бровей, заканчивая изящной шеей.
Элисон была не в силах бороть желание, охватывающее её с ног до головы. Она поймала момент, когда Клод закрыл глаза, и аккуратно, неуверенно протянула тонкие пальцы к нему. Девушка жаждала лишь на мгновение прикоснуться к его величественному лицу и убедиться в его земном происхождении, но как только холодные подушечки её дотронулись до скул мужчины, она ощутила крепкую ладонь Клода на своём запястье. Не открывая взор, он прижался лицом к её руке, подобно домашнему коту. Даже если он и был чудовищем Парижа, сотканным из жестокости, вскормленным высокомерием и острой душевной болью, то сейчас он прятал свои острые когти и успокаивающе мурчал, не стремясь причинить вред юной девушке.
========== Часть 10 ==========
Клод часто сидел в беседке своего сада. Особое внимание этому месту он уделял весной, когда голую землю покрывал изумрудный ковёр, а на кривых, словно мёртвых ветках появлялись зеленоватые почки. Он никогда не скажет, что каждый свободный день посещает небольшую белую постройку, что аккуратно стоит на возвышенности. Отсюда открывается прекрасный вид на Сену, что заботливо обхватила Париж своим мирным течением.
Подобное времяпровождение доставляло ему неимоверное наслаждение, но порой оно же вселяло чувство меланхолии и его изнутри пожирало непреодолимое одиночество, плавно расплывающееся по его венам и проникающее до самого мозга.
В одиночестве, как может показаться, нет ничего плохого. Отсутствие надоедливых людишек, пустых разговоров, которые никогда ни к чему не приведут, и тишина — играют большую роль, но все же судье иногда тоже хотелось пожаловаться на бытовые проблемы, на работу, где он постоянно слышал одни и те же фразы. Возможно, он бы даже помиловал какого-нибудь преступника, скажи он что-нибудь новое.
В силу одиночества, жалобы судьи выпадали на могучую шею Снежка, что был только рад сложившейся ситуации. Клод всегда уделял питомцу достаточно времени, пожалуй, гораздо больше, чем многим людям. Конь настолько привык к хозяину, что кажется понимал его без всяких слов. Конечно, первое время Фролло несколько сторонился ласки животного и даже ругал его за столь непозволительное поведение, но с годами он уже привык к тому, что конь мог подшучивать над ним, хватая большими зубами его шляпу, или облизывая его седые волосы и вечно недовольное лицо.
Снежок был очень похож на своего хозяина тем, что вызывал страх в глазах прохожих, но в то же время, когда рядом не было людей, он позволял себе мелкие шалости. Но определяющим фактором в их отношениях было то, что конь сам выбрал себе хозяина, а судье осталось лишь смириться с этим фактом, о котором, кстати говоря, он ни разу не пожалел.
Сейчас же Фролло сидел за столом с юной аристократкой, что любезно согласилась поужинать с ним. Он уже успел покончить со своей едой и молча наблюдал за девушкой, что нехотя ковырялась в тарелке. Тонкие ладони её будто принуждённо держали столовые приборы. Она лишь едва прикоснулась к порции запеченных овощей, а мясо так и осталось нетронутым.
В голове судьи появилась мысль, что её не устроило блюдо, приготовленное его личным поваром, но она тут же улетучилась, ибо он вспомнил, что тельце её считай ничего не весит. Пожалуй, она просто не любила пищу в целом.
Он не отрывал взгляд от её тонких, чётко очерченных губ, к которым она изредка подносила еду. В очередной раз Бадлмер проткнула вилкой соцветие брокколи и, пока она донесла до рта овощ, он успел соскочить обратно в тарелку. В этот же момент она посмотрела на Клода, желая убедиться в том, что ce moment bizarre* был упущен им. Но зелёный взгляд столкнулся с карими глазами, что внимательно взирали на неё.
— Вы могли бы не смотреть на меня подобным образом? — бледные щеки Элисон несколько зарумянилось.
Его лицо украсила ухмылка. Кажется, что именно смущение делает из девушки девушку. Такое лёгкое, короткое и настоящее. Брюнетка так юна, так наивно смотрит на него своими глубокими глазами, цвет которых был гораздо приятнее молодой травы в его саду. Это стеснение делает её весьма очаровательной. Не то, чтобы всё другое время она была менее привлекательна, просто именно в эту секунду судья решил заметить этот факт. Ему стоило сказать ей о её красоте, но он предпочёл несколько другую форму замечанию:
— Ты весьма неуклюжа, — проанализировал холодный голос мужчины, заставивший юную деву чуть-ли не подавиться от услышанных слов.
— У вас слишком странный подход к комплиментам, — она смотрела на его довольное лицо, кажется, он получил именно ту реакцию, которую желал, — Молодые люди, желающие привлечь внимание девушки, назвали бы случившееся милым.
— Так ты думаешь, что я хочу привлечь твоё внимание, — её лицо вновь залилось краской. Теперь более яркой и продолжительной, — Довольно мило, — он сделал особый упор на последнее слове и на мгновение приподнял тонкие брови.
— Тогда… у вас весьма пленительные глаза, — она несколько выждала, — для судьи.
— Твоё кичение весьма прелестно… для верующей, — Клоду нравилось передразнивать девушку и слышать её бархатный голос, что лишь пытался дерзко отвечать. Его это забавляло.
— Что ж, я не откажу вам в удовольствии показать мне сад, — заявила Элисон, положив столовые приборы на ткань.
— Не эта ли мадмуазель обвиняла меня в чрезмерной гордыне? — Фролло несколько неохотно встал с деревянного стула и, подойдя к девушке, протянул ей свой ладонь.
— Поверьте, вы не пожалеете об этом, — натянув на лицо милую улыбку, она ускользнула от руки Фролло и направилась в сторону сада.
***
Судья и гостья прогуливались по саду чуть больше часа, но походка их была настолька медлительна, что за это время, по мнению Фролло, они не прошли и половины зелёного участка. К его же удивлению, он был доволен сложившейся ситуацией, ибо являлся тем, кто специально шёл не торопясь, желая растянуть демонстрацию своего сада, коим он безмерно гордился. На его территорию давно не вступала нога кого-то кроме судьи или же его слуг. Конечно, после этого дня пойдут слухи, но дальше его дома они не посмеют уйти.
Большую часть пути Клод молчал, но не потому что ему было нечего сказать, он просто наслаждался бархатным голосом девушки, что увлечённо рассказывала о театре. Кажется, это место было для неё вторым домом. Особенное значение в своей речи мадам Бадлмер уделила постановщику пьесы, который, по словам девушки, стал ей вторым отцом.
Фролло не любил театр, как и все, что с ним связано. Жалкие танцы, пение, игра… но даже это «ничтожное празднование» обретало приятные оттенки в его сознании, когда он слышал звучание нежного голоса.