Я никогда умышленно не причинял тебе вреда, всегда желал огородить тебя от самого себя, и лишь сейчас, держа в руках перо, я со страхом и необъятным отвращением осознаю, насколько были ужасны мои слова, мои поступки. Вспоминаю твою бархатную речь, наполненную лишь страхом, дрожащие прикосновения, кроткие взгляды, что молили прекратить. Я не был рядом, когда ты больше всего нуждалась во мне, поэтому извинения — это единственное о чём я достоин писать, но вместо положенного, смею рассказать тебе свою историю, желаю дать тебе слово и вместе с ним свою душу.
Мои руки меня не слушаются, поэтому я беспорядочно брожу взад-вперёд по комнате, пока моё сердце продолжает непозволительно быстро отбивать свой ритм, а разум чахнет. С волнением вспоминаю, что первая встреча наша была случайна (считаю должным уточнить, что речь моя вовсе не о театре). Явился я в собор по мгновенному, необдуманному посылу, словно нарочно забравшемуся в мою голову, поэтому смею предполагать, что случившееся связано с судьбой. Словно сейчас слышу музыку твоей молитвы, что ласково охватывает меня целиком, не позволяя отвести взгляд от желанных уст. Она повествовала о чувствах, мыслях, надежде, была настолько искренней, что с тех пор осталась в моём сознании. С того мгновения я полюбил, с той минуты я никогда не слышал имени твоего, не ощущая при этом ликование и сомнение. Боже! Сам Эрос* был надо мной! Насколько же ничтожным я чувствовал себя в тот момент! Я ослаб и еле держался на ногах, но Бог свидетель, что не был я в жизни счастливее, чем в ту минуту. Эрос кружил надо мной, управляя моей волей, овладевая моим сердцем. Клянусь, мои чувства были настолько возвышенны, что я мог дотянуться до неба руками!
Но меня мучали сомнения. Прежде Виктор был моим хорошим другом, и он бы не позволил, чтобы рядом с его дочерью был человек, подобный мне. А что же говорить об Элизабет, которая даже не скрывала свою неприязнь ко мне? По этой причине я избегал тебя, противился каждой возможной встрече, но, как только я переставал видеть тебя, образ твой являлся мне во сне.
Я чувствую себя безбожником, заблуждающимся язычником, который не достоин даже взгляда твоего. Искушённый твоей невинностью, я попался в сети паука и винил во всём тебя. Я знал, что ты в чём-то виновна, и вина держит тебя, словно в цепях. Ты потерянно скиталась, но что происходило в твоей голове? Ты была создана, чтобы играть трагедии на сцене, но заместо этого, трагедию ты прячешь в глубине своей души. Я почти могу слышать ужасный звук, переполняющий твою маленькую грудную клетку и беспощадно разрывающий её. Дитя, что же ты прячешь внутри себя? Я был настолько ослеплён, не понимал, что запутался в своей же паутине.
Закрывая глаза, с трепетом вспоминаю нашу прогулку по саду, когда мог лицезреть тебя, слышать твой голос, видеть твою улыбку. Я не нахожу никакого другого объяснения тому, что чувствую — твоё сердце перешло в мою грудь. Я чувствую каждую слезу, что скатывается с твоей щеки; ощущаю голод в твоём сердце, словно ты опутала его тончайшей цепью. Мне так хорошо, когда я чувствую твою боль, понимаю, что сердце твоё останется в моей груди навсегда.
О, Теа, невидящая, как я страдаю, я жизнь разделил бы с тобой пополам, я окружил бы тебя любовью, которую может дать человек, на которую способен лишь человек, я всегда был бы рядом.
Я стал грешником ради любви, и когда я буду близок к смерти, когда с моих уст сорвётся последний вздох — я повторю твоё имя. Даю слово, что после смерти, когда я окажусь перед золотыми вратами рая, я обернусь и буду ждать тебя, вместе со своим сердцем и судьбой. И наступит царствие Божие, и проведу я тебя через Вавилон.
Моё милое сердце, я безоглядно предаю себя твоему суду и прошу о последней встрече. Мой человек будет ждать тебя в твоём же саду до полуночи, держа в руках цветок белой лилии. И если не суждено мне быть любимым, так позволь же стать верным другом.»
Комментарий к
Эрос* - греческий бог любви
========== Часть 21 ==========
При первой же возможности Элисон ловко заскочила в комнату для артистов. Она облокотилась спиной о деревянную дверь и с облегчением вздохнула. Девушка любила театр всем своим сердцем, но в тоже время после каждого выступления она чувствовала себя настолько эмоционально опустошённой, что одиночество было её единственным спасением.
Аристократка медленно передвигалась по площади гримерной комнаты, как бы провожая каждую вещь взглядом. С необычайной внимательностью она рассматривала цветные перья, тюрбан, уже успевшие завять цветы, пытаясь попутно вспомнить откуда появился тот или иной предмет декора в этой маленькой комнатушке.
Сегодняшнее выступление для неё было последним и поэтому брюнетка пыталась растянуть своё пребывание в данном помещении. Как только она подошла к зеркалу, тонкие, бледные пальчики её потянули за край ленточки пояса. В память вдруг вкралось воспоминание о первом выступлении. Она вспоминала, как растерянно и испуганно смотрела на постановщика, который вовсе не подбирал слова для выражения критики. Вечно недовольный, называющий её Марион невзрачной… По иронии судьбы, в последний раз девушке досталась её же первая роль, и учитель с восторгом смотрел на молодую пастушку, что кружилась в танце, очаровывала бархатным голосом зрителей и подчиняла своей простотой рыцаря. Аристократка любила театр всем своим сердцем, и если она должна была покинуть его, то только с гордо поднятой головой.
Погружённая в чувство ностальгии, юная особа с потрясающей лёгкостью преодолела расстояние от столика до ширмы. Но стоило ей зайти за деревянную стенку, как она приглушённо вскрикнула и тут же отступила назад:
— Боже! Как вы сюда попали?!
— Прямиком через коридор, — вкрадчиво заявил судья, смотря на девушку через резьбу перегородки. За время их знакомства, Фролло уже успел выучить некоторые привычки аристократки и поэтому, он просто ждал момента, когда вслед за необдуманными действиями, она вскинет на него глаза и он сможет продолжить свою речь.
— Вы были в зале? — и вот Бадлмер смотрит на него, также взволнованно, как и прежде, но стоит на его лице появиться улыбке, как она вновь прячет взгляд, — Не могли бы Вы уступить мне место за ширмой?
— Из тебя бы вышла прекрасная пастушка, — прежде чем отступить, Фролло окидывает девушку взглядом, оставляя её гадать были ли его слова комплиментом или очередным колким замечанием, — По крайней мере, с одним ослом ты замечательно справляешься.
Мадмуазель Бадлмер даже не желала отвечать на подобное высказывание, посчитав его непозволительным, отвратительным, даже более того — грубым. Тем не менее, она не попросила судью покинуть помещение, лишь спряталась за ширмой и старалась развязать шнуровку платья в одиночку. Клод же с того момента замолчал. Теа, наверное, впервые видела француза настолько спокойным: он расслабленно сидел возле зеркала, смотрел на завядший букет, который она почему-то хранила, наблюдал за свежими цветами, которое аккуратно покачивались от лёгкого сквозняка, гуляющего по зданию. Он будто бы сбросил с себя тяжелое бремя, сопутствующее вместе с высоким чином, и позволил наконец себе отдохнуть. Элисон продолжала подглядывать за ним, совсем уж позабыв о платье, шнуровка на котором, к слову, даже не пыталась слушаться её. Вскоре взгляд молодой девушки теплеет, а сердце на мгновение сжимается от невообразимой нежности, что в тот же момент сменяется неприятной горечью.
— Вы не могли бы мне помочь?
Пожалуй, данная просьба далась ей гораздо сложнее, чем она себе представляла. Повернувшись спиной к ширме, юная особа уже хотела повторно обратиться к судье, подумав что голос её был слишком тих, но ощутила, как мужчина подошёл к ней. Даже не чувствуя ни единого прикосновения, она осязала его присутствие всем телом. Достаточно было самую малость отступить назад, и она бы почувствовала его по-настоящему.