Клод должен был сказать юной девушке насколько она красива, насколько очаровательно её смущение, насколько он ненавидит её за то, что она смела так долго прятать столь прекрасное тело под жалкими тряпками.
Но вместе этого Фролло подходит к ней и осторожно приподнимает маленький, округлый подбородок, вынуждая её остановить свой взгляд на нём. На её щеках горел румянец, а она смотрела на него своими широко распахнутыми глазами полными страхом перед неизведанным. Клод притянул брюнетку к себе и она ощутила на губах волнующий, требовательный поцелуй, а изящная ладонь его ловко перебралась на тонкую девичью талию. Он крепко прижимал её тельце к себе, давая понять насколько она сама жаждет его. И жар в её ответном поцелуе, и то, как она прижималась к нему всем своим телом, всеми изгибами — подтверждали это. Он же торжествовал, вновь и вновь убеждаясь, что девушка принадлежит ему. Девичье дыхание сбивается, когда дрожащими пальчиками она расстёгивает пуговицы на сорочке и освобождает тело мужчины от ненужной белой ткани.
Элисон отважно перехватывает инициативу на себя. Влажные губы покрывают мужчину множеством поцелуев, оставляя мокрые дорожки на щеках, губах, шее, ключицах. Он напряжённо дышит, сдерживает стон, ощущает прохладу её кожи, и глубоко вздыхает не в силах поверить во всё это сумасшествие.
Вкус его губ, его запах, жар, исходящий от его тела — слилось воедино и дарило невероятное наслаждение, которая она прежде никогда не испытывала.
Тело девушки охватила сладкая дрожь, когда судья, не в силах терпеть вожделение, что становилось все сильнее и сильнее, перерастало в жгучее желание, валит её на мягкую постель. Губы Фролло скользят по её губам плавно, осторожно, словно раздразнивают девушку, что нетерпеливо ёрзает по кровати, повинуясь инстинктам, выгибается и её руки наконец находят себе место на широких мужских плечах. С девичьих уст срывается сладострастный стон, когда горячие пальцы плавно перемещаются от талии к бедру и сильно впиваются в нежную кожу, вынуждая податься вперёд. Низ живота сводит от касаний и непреодолимого желания, которое она так долго прятала в себе.
Клод немного отстраняется, желая насладиться трепетом юного, прекрасного тела. Его глаза любовались её воспалёнными от жарких поцелуев губами, гладкой кожей, что светилась белизной, маленькой упругой грудью. Эти чёрные зрачки так жадно исследовали девушку, что кажется ревновали её даже к простыни. Он вошёл в неё одним быстрым рывком и сдавленно застонал, когда ощутил обжигающую тесноту. Мужчина ещё сильнее прижал Элисон к себе, когда та вдруг протестующе вздрогнула. Он одарил её множеством поцелуев, желая отвлечь от ноющей боли, давая понять что ей нечего бояться. Она же подалась к нему на встречу, и её груди провокационно прижались к крепкой груди судьи, вынуждая его вновь простонать, чувствуя как желание охватывает его ещё с большей силой. Он ласкал горошины её сосков, чувствовал как напрягаются прохладные руки на его плечах, страстно, нетерпеливо сжимают их и царапают кожу. Его медленные, глубокие движения продолжали причинять боль, и вскоре девушка стала отвечать возлюбленному взаимными движениями. Она обхватывала его шею, запускала пальчики в мягкие, седые волосы и прижималась к нему ещё сильнее прежнего в откровенном стремлении почувствовать каждый сантиметр желанного тела.
***
Утром Элисон открыла глаза от ласкового прикосновения тёплого луча солнца. В голове пронеслись обрывки прошедшей ночи, что отозвались приятной тяжестью внизу живота и на бледном личике девушки появилась умиротворенная улыбка. Это было странное чувство, и Симоне, кажется называла его «бабочками». Мадмуазель Бадлмер никогда прежде не могла представить его себе, да и сама перспектива, что насекомые будут ползать у неё внутри не особо радовала. Конечно, буквальное восприятие этого выражения прошло давно, но сейчас это неизведанное ранее чувство, нравилось ей и она сама того не замечая замечталась.
Симоне рассказывала девушке, что дети появляются от высокой любви, и сейчас брюнетка посмела представить себя матерью. Аристократка вообразила себя с выдающимся животом в золотом, подчёркивающим её положение, платье. Воображение рисовало восторженные глаза окружающих, ведь беременные женщины очень почитаются в обществе. А любимый смотрит на неё глазами, полными любви, наклоняется и взволнованно целует её живот. В мечты вбирались слова нежности, клятвы о вечных чувствах и милая семейная усадьба. Элисон вдруг стало так хорошо, что она захотела разделить свои мечты вместе с возлюбленными, но повернувшись на другой бок, она обнаружила лишь пустую простынь, которая даже остыла. Не успела девушка осознать происходящее, как в комнату вошёл виновник её переживаний:
— Элисон, — обратился судья все тем же, привычным ему холодным тоном.
Брюнетка поспешно потянула одеяло в свою сторону, желая прикрыть наготу и поежилась, поймав на себе несколько недовольный взгляд. Ей вдруг стало дурно от колючих глаз, которые вновь смотрели с таким безразличием, что бабочки в её животе были просто обречены на погибель.
— Доброе утро, я полагаю, — она натянула на лицо растерянную улыбку и приподняла взор в надежде увидеть хотя бы отклик вчерашней нежности в карих глазах.
— Доброе ли? — Клод насупил брови и бросил в сторону девушки платье, — Полагаю, ты выспалась, поэтому оденься, — с минуты он продолжал пристально глядеть на мадмуазель, что оставалась неподвижной, а затем закатил глаза и отвернулся.
Фролло так безобразно бросил в неё это платье, что ей даже стало тошно. Она почувствовала себя распутной девкой, от которой получили нужное и теперь осталось лишь избавиться от неё. Брюнетке захотелось накрыться одеялом с головой и спрятаться в нём навсегда, но поведение её вызвало бы ещё большее количество вопросов.
Девушка смогла прийти в себя лишь оказавшись в карете, ибо отрезок довольно недолгого пути от кровати до улицы не отложился в её сознании. Создавалось ощущение, что время замедлилось, как только она села в экипаж. Дорога, что казалась невообразимо долгой, и гробовая тишина сделали эту поездку настоящей пыткой для разума юной особы. У неё и прежде была довольно живая фантазия, а тишина и достаточно печальный пейзаж за окном лишь способствовали тому, что сознание стало додумывать поведение судьи и далеко не самым лучшим образом. От того мадмуазель Бадлмер побледнела и устремила печальный взгляд на размытый дождем горизонт. Ей пришлось вложить немало сил, чтобы сохранить хотя бы отклик стойкость в себе, игнорируя нетерпение собственного уязвлённого сердца.
Она не позволяла себе плакать, хотя горло противно сжималось от спазмов. Не существует слов, которые могли утешить любящее сердце юной аристократки. Элисон думала, что она стала противна Фролло, и он специально сел, как можно дальше от неё, чтобы даже сутана его не касалась краёв её платья. Движения его никогда не отличались живостью, а взгляд всегда выражал усталость и презрение, но сейчас данное поведение его, что никак не отличалось от прежнего, вызывало дикое негодование в глубине души девушки.
Мысли в голове Клода не особо отличались от волнений его спутницы. Раздражение вызывало нахмурившееся юное личико. После проведённой ночи вместе, он ожидал увидеть Элисон влюблённой, даже более того — счастливой, но две параллельные складки в районе переносицы вовсе не говорили об этом. Он думал, что она сожалеет о содеянном и при первой же возможности опять сбежит от него к своему любимому послу. От мысли этой ему захотелось поморщиться, и волнение в мгновение сменилось ещё большим негодованием. Ему нужно было придумать, как удержать юную особу, как не впустить в сознание её эту несуразную идею побега.
— Тебе неприятно моё общество? — Фролло решил начать с того момента, что волновал его больше всего, — Я настолько противен тебе?