Он внимательно смотрел на девушку, чья грудная клетка замерла по окончанию его вопроса. Но она ничего не ответила, лишь прерывисто задышала.
— У тебя не получится убежать от ответа, — хмуро заметил судья, — Ты знаешь, что я настойчив и не уступлю, пока…
— Вы вовсе не противны мне, — зелёные глаза удерживали его внимание какой-то неведомой ему силой. Они заметно потемнели, но темнота эта не спрятала заблестевшие искорки, — Я вижу, что совсем не знаю Вас, но… я хочу знать.
— Тебе известно, что Хайвэл безгранично упрям, — Клод осторожно взял женскую ладонь в свою, — Я понимаю, что тороплю события, но другой возможности я не вижу. Я считаю должным обсудить с ним наши отношения и верю, что дело разрешится верным путём, но для этого мне нужен достаточно весомый аргумент и твоё согласие.
***
— Дитя, пройди со мной, — архидьякон несколько настойчиво взял брюнетку за локоть и отвёл в сторону.
Священнослужитель лишь растерянно хлопал своими большими глазами, отчаянно отказываясь поверить в происходящее. Он бросил неуверенный взгляд в сторону судьи, что невозмутимо стоял со своей шляпой в руках, а затем взглянул на звонаря, который кажется находился ещё в большем смятении, но продолжал держать небольшой кусок ткани, хранивший два серебряных кольца.
Служитель собора с трудом сглотнул ком в горле — происходящее являлось следствием его действий и поверить в факт своей вины он отказывался. Старик надеялся, что девушка поможет судье отказаться от его бесчеловечной теории, а итог оказался совершенно противоположным. Неужто она настолько слепа?
— Элли, ты можешь попросить убежище.
— Простите? — девичьи глаза заметно округлились.
— Судья Фролло ничего не сможет сделать, мы находимся в стенах собора, — архидьякон обхватил холодную ладонь девушки в знак того, что ей нечего бояться, — Квазимодо ночью покинет колокольню и позовёт мэтра Джентиле… — он говорил, словно заворожённый, продолжая успокаивающе поглаживать девичью ладонь.
— Боже! Нет! Не нужно никого звать!
— Элли, не бойся, — служитель продолжал настороженно смотреть в сторону Клода, что в своей тёмной сутане казался ещё более бледным, а старое, морщинистое лицо его — ещё более мрачным.
— Святой отец, неужели Вы совершенно не слушали меня? — возразила юная девушка, обвив пальцами тёплую ладонь старика, — Я пришла сюда по своей воле и у меня есть существенная причина торопиться — я не хочу, чтобы люди говорили о нас или высказывали осуждение союза, что их не касается.
— Элли…
Квазимодо молчал. Пристально устремив свой взгляд на судью, кажется, хотел проникнуть в его мысли: на лице его было привычное ему выражение усталости. Но теперь звонарю удалось уловить новую черту, которую он ранее не замечал, да и сейчас способен был лишь почувствовать. Она появилась относительно давно, но с каждым днём становилось все резче и понять её значение горбун никак не мог. С некой надеждой он взглянул на архидьякона, который ещё серьезнее изменился в лице и, вернувшись к алтарю вместе с девушкой, начал читать молитву.
Квазимодо и архидьякон были единственными свидетелями Таинства, но даже такое малое количество присутствующих заставило сознание Клода теряться в каменных стенах. Мысли совершенно не собирались соединяться в его голове и, смотря на горящие свечи, он уже стал паниковать — речь служителя церкви подходила к концу, а он совершенно позабыл о существовании клятвы. Ситуацию ещё усугубляло осознание подготовленности мадмуазель Бадлмер к венчанию и её чрезмерно серьезное отношение к церемонии. Но выбора у него не было.
— Элисон, я соединяю свою жизнь с твоей. В присутствие Господа, я обещаю любить тебя. Я беру тебя со всеми твоими недостатками и достоинствами и взамен прошу о том же. Я клянусь быть тебе во всем опорой.
Приподняв взор, судья встретился с её большими, влюблёнными глазами и по взгляду он понял, что она всецело принадлежит ему.
— Я выбираю тебя, как человека, с которым разделю свою жизнь.
***
Клод сидел за освещенным столом и что-то оживлённо писал. Перо ловко перемещалось по бумаге под напором тонких пальцев. Кажется, время уже приближалось к рассвету, а мужчина сидел за документами даже не посмев приступить ко сну. Занятие это было абсолютно бесполезным, потому что бумаги в конце концов полетят в камин, но тем не менее, деятельность эта помогала отвлечься от тревоги, что в очередной раз овладела им.
Он ни один раз за эту ночь настороженно подходил к окну, а то и вовсе делал обход по дому, пытаясь хоть каким-то образом оправдать своё волнение. Но усадьба мирно спала, и даже эта тишина казалась ему слишком подозрительной.
Мужчина устало потёр глаза, желая прогнать сонливость и в очередной раз окунул перо в чернила. Он хотел было продолжить писать, но внимание его привлекло пламя свечи, которое стало заметно колыхаться, стремясь потухнуть.
Отложив лист бумаги, Фролло повернулся в сторону сквозняка. В дверном проёме стояла Элисон, которая немного дрожала от ночной прохлады. Мужчина должен был уже по привычке нахмуриться, но заместо этого его лицо украсила улыбка. Юная девушка выглядела настолько по-домашнему, что судья был просто не в состоянии сохранять серьезную гримасу. Она обнимала себя, сжимая ткань льняной сорочки, и немного щурясь смотрела в сторону мужчины, лишь привыкая к яркому свету свечи.
— Иди ко мне.
Судье не стоило просить дважды. Аристократка послушно приблизилась к супругу и села к нему на колени. Он осторожно приобнял девушку и, прижав дрожащее тельце к себе, коснулся губами её лба.
— Вас вновь мучает бессонница? — несколько обеспокоено спросила девушка, но потом взглянула на стол, деревянная поверхность которого даже не проглядывала сквозь количество исписанной бумаги, — Предпочитаете работу вместо сна с супругой?
— Моё сердце, — блаженно промурлыкал мужчина, ощутив прохладные пальцы на своих плечах. Он бы так и вдыхал аромат девичьей кожи, если бы та не потянулась за пером, — Что ты делаешь?
— Я хочу написать Вам письмо, — речь девушки заставила мужчину вопросительно сощурить глаза и отринуть от юного тельца.
— Письма пишут, когда людей разделяет расстояние или вероятность встречи их достаточно мала, — Фролло тяжело вздохнул и положил голову на плечо девушки, — Ты думаешь я отпущу тебя теперь куда-нибудь?
— Что же, тогда… — мужчина не видел её лица, но знал, что на тонких губах покоится улыбка, — Вы видели когда-нибудь море?
— Море?
— Да, море, — ещё более уверенно произнесла девушка и придвинула один из листов бумаги к себе, — Наша усадьба в Англии находилась не так далеко от моря. Мы с Айзеком часто бегали туда, пока Хайвэл нас не видел. Нам нравилось наблюдать за тем, как волны бились о скалистый берег. Они издавали такой приятный, успокаивающий звук. Они бились о скалы и возвращались обратно, бились и возвращались… Там всегда было много рыбаков, которые рассказывали морские легенды. Так захватывающе они повествовали, что даже хотелось верить в их правдивость, — она водила кончиком пера по светлой поверхности бумаги и аккуратно вычерчивала линии.
Любопытство мужчины победило и, отринув от женского плеча, он обвёл глазами рисунок девушки.
— Что это?
— Это море! — торжественно произнесла та и не менее гордым движением вернула перо на законное место.
— Кажется, твоё море совсем не отличается от реки, — ехидно подметил мужчина, — Такое ощущение, что перо погнулось.
— У реки видно берег, а здесь… — аристократка на мгновение сощурила глазки, — А здесь бумага.
— Думаю, уже достаточно поздно для того, чтобы вернуться в постель.
И они поднялись в спальню. Клод с ликованием заметил, что наконец его клонит в сон, но радость эта продлилась недолго, ибо прежняя сонливость девушки испарилась в одно мгновение. Элисон ещё долго ворочалась, оправдываясь тем, что никак не может найти удобную позицию для сна. Она то прижималась к мужчине, то обнимала подушку, то забирала одеяло на свою сторону и ещё успевала попутно вздыхать. Судья же изо всех сил пытался игнорировать её, но когда девушка вдруг успокоилась и уже в течение минут пяти не двигалась, он позволил себе облегченно выдохнуть, о чём тут же пожалел.