Он не знал, но Теа ждала его. Она заботливо гладила ладонь матери, но продолжала искать глазами его и от того уголки губ её не смели даже немного разойтись в стороны. Элисон ждала его, вспоминая данное им обещание. Ждала, как никогда прежде. И едва заметив мужчину, она, как безумная, бросилась к нему в объятья и застыла, не решаясь поверить в то, что это был действительно он. Аристократка не смогла сдержать улыбки, поскольку в памяти мгновенно вспыхнул эпизод многолетней давности, когда она в последний раз чувствовала тепло его тела, когда в последний раз засыпала на его плече.
— Клод… мой ангел, моё сердце, — как заворожённая бормотала девушка дрожащим от волнения голосом, — Я так боялась, Клод, так боялась, что больше не увижу Вас.
И как только родные руки легли на хрупкий стан, женское сердце готово было разорваться от сильного биения, и кровь пламенным потоком разливалась по телу с ещё большей силой и казалось, что она впервые чувствовала себя настолько живой.
— Тише, тише, — повторял мужчина, прижимая к себе хрупкое тельце, которое так доверчиво и нежно дрожало в его власти, — Всё хорошо, Элли, всё хорошо.
Пожалуй, Фролло и сам не знал, кого пытался успокоить. Он слишком сильно боялся, что девушка в одно мгновение растворится, как дым и вновь наступит темнота, которая вернёт его обратно в окружение колоколов собора. Но брюнетка всё ещё была рядом и сердце её отбивало чёткий ритм, который поспешно передавался в крепкую мужскую грудь. И все его ошибки, все сожаления, все страдания — всё обрело смысл, когда он вновь смог почувствовать аромат её кожи. Такой лёгкий, воздушный, нежный, пленяющий. Она пахла весной, дождём, жизнью. Мужчину переполняло такое блаженство, казалось, что он впервые за всё своё существование смог вздохнуть полной грудью. От того он и не чувствовал гневный взгляд Элизабет, которая, как казалось, была готова испепелить его прямо сейчас на глазах у сына, бывшего супруга и ангела.
— Я полагаю, что вам обоим есть что обсудить, — Айзек поспешно встал перед матерью, — Ведь так, отец?
— Разве должны мы чего-то ждать теперь? — радостно воскликнула Элисон.
Даже не позволив судье осознать происходящее, она взяла его за руку и поспешно направилась в сторону золотых ворот, ловко ступая на белоснежную лестницу, усеянную мягкими, перистыми облаками. Едва аристократка успела переступить порог рая, как Клод остановился и расслабил ладонь, позволяя тонким женским пальцам наслаждаться собственным холодом.
— Элисон, — с тонких губ сорвался прерывистый вздох, а глаза его закрылись, не желая видеть происходящее, — Я не могу, мне запрещено идти с тобой.
— Запрещено? — не в силах осознать сказанные мужчиной слова, повторила она, — Но Вы ведь обещали…
— Я никогда не отказывался от своих слов, но обещание, данное мной, уже не в моей власти, — кажется, язык совершенно не слушался Фролло. Судья впервые говорил настолько тихо, угрюмо повесив голову и не решаясь поднять глаза, — Нам придётся расстаться здесь.
— Должно быть, Вы шутите… верно, Вы шутите! — она даже попыталась засмеяться, но лишь сильнее прежнего затряслась, — Это шутка, ведь так? Я умоляю Вас, скажите, что это шутка! — растерянный взгляд пал на писаря, — Но я ведь могу пойти с ним? Я могу отказаться от рая? — старик несколько безразлично кивнул, даже не оторвав взгляд свой от грузной книги.
— Что? — тело мужчины вдруг напряглось, словно натянутая пружина, и глаза его заблестели таким привычным ему гневным блеском, — Даже не думай об этом!
— Почему? — брюнетка удивлённо захлопала глазами и по привычке впилась тонкими пальцами в бледную кожу, — Я не останусь здесь без Вас.
Он смотрел на неё, плотно сжимая кулаки. Она вновь упрямится, вновь слишком много думает о себе, вновь противится его решению, даже не стремясь понять, как тяжело ему даются слова. Теа уже не приближалась к судье. Но их по прежнему разделяла совсем незначительное расстояние в пару сантиметров. Фролло ощущал, как через этот крошечный промежуток до него доходит жар женского тела, и он ещё более шумно задышал, пытаясь заставить себя не преодолеть эту преграду.
— Элли, ты будешь там счастлива, — тихо произнёс Клод, — Тебе не стоит так смотреть на меня. Ты будешь счастлива за воротами, но ни коем образом ни со мной. Послушай, послушай, Элли, это твой шанс, слышишь? Это мой шанс сделать тебя счастливой.
— Нет! Вы бросаете меня, Вы отказываетесь от меня, как я когда-то отказалась от Вас! Нет… Нет… Нет! Почему Вы так поступаете?
— Боже правый! Я не отказываюсь от тебя! Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива! Позволь мне сделать хоть что-то хорошее за своё существование.
— Счастлива? Я не была счастлива при жизни! Не была счастлива, когда над моей головой светило солнце, когда в саду цвели цветы и пели птицы, когда море ударялось о скалы лишь для меня одной, стоявшей на берегу, когда все греховные страсти были у меня в руке, в моей власти, когда всю свою жизнь я не нуждалась ни в чём… так почему же я должна обрести счастье там, за золотыми воротами, где я никогда больше не увижу Вас? Я не смогла исполнить клятву свою при жизни и я хочу всем телом, всем сердцем, всей душой желаю стать истинной супругой, что разделит все несчастья с Вами!
Она была бледна и только губы её всё краснели, приобретая несколько кровавый оттенок, а широко распахнутые глаза смотрели на судью подавленным взглядом. По беленьким щекам её наконец побежали слёзы, которые она так старательно сдерживала весь свой монолог, задыхаясь от наполнявшей её шею горечи.
Большие зелёные глаза смотрели на Фролло с такой любовью и тоской, что он больше не мог мириться с пропастью между ними. Мужчина сделал шаг навстречу супруге, но в один миг она отступила назад. Второй, третий — настолько стремительно приближался он, что девушка уже просто не успевала противиться его воле. Судья вновь обвил руками женский стан и прижался щекой к её влажной от слёз щеке. Он недолго что-то жарко говорил ей на ухо, пока она наконец не продолжила:
— Боже! Да как же Вы не понимаете, что даже будучи самой несчастной с Вами, я буду счастливее всех живых! Я стою перед Вами в виде, в котором предстают лишь перед Богом. Вы можете увидеть, как чиста теперь моя душа, как небесна она! И я прошу Вас об одном слове, всего лишь об одном слове! Позвольте мне быть счастливой, позвольте быть с Вами, ибо только в Вас заключается моё счастье!
В эту минуту судья презирал себя. Он столь глубоко, столь отчаянно ненавидел себя, чувствую, как тонкие бледные пальчики зарываются в его волосах, как на его щеку вновь падает её горькая слеза. Фролло так сильно нуждался в ней все эти годы, он являлся единственным человеком, который мог утешить её сейчас, но лишь на краткий миг, держа её дрожащее тельце в своих объятьях. И она нужна была ему сейчас, когда весь его мир рушился, когда весь её мир затмился, но он не мог позволить ей пойти с ним. Он никогда бы не простил себя, если бы ей пришлось перенести ту боль, что испытывал он, будучи в камере.
— Клод, — как сладко звучало это имя, когда его произносила она, — Я люблю тебя.
— Ты упряма, как осёл, — хрипло заключил Фролло, прикоснувшись губами к тёплому женскому лбу.
— Правда? Угадаете в кого? — откликнулся Айзек, который уже на протяжении минут пяти стоял совсем близко к писарю, — Я, конечно, не настаиваю, но не могли бы вы немного поторопиться? Я обещал вернуться к третьей шахматной партии и хотел бы сдержать своё слово. Прошу прощения, — выдыхает он, схватившись за голову, — Полагаю, что должен был начать с совсем другого. Вас определили в чистилище, и мне выпала честь показать его вам. И не могли бы вы чуть быстрее решать? — жестом юноша указал на Виктора, который вёл чрезмерно пламенный диалог с Элизабет, от которого даже щёки писаря загорелись ярким пламенем, — Или можем подождать, когда они закончат и перейдут к вам…