— Я не знаю, — растерянно произнёс звонарь, пытаясь смыть своё отражение с колокола, — Пожалуй, у меня просто не было выбора, — его лицо украсила смиренная улыбка.
— Выбор есть всегда, — брюнетка пыталась подобрать правильные слова, чтобы исправить неловкую ситуацию, в которую она загнала себя и горбуна, — Он не вправе держать тебя здесь.
— Ты не понимаешь, — Квазимодо посмотрел на девушку с неким осуждением, — Хозяин совсем не тот человек, которым ты его считаешь.
— Мне доводилось общаться с людьми, которые знают его и давно живут в Париже, — брюнетка отвела взгляд в сторону химер, стоящих не так далеко от самого горбуна, — Высокомерен, жесток… и он ужасный лицемер.
— Последнее я кажется уже слышал от тебя, — лицо звонаря в очередной озарила улыбка. Он отложил в сторону тряпку и направился в сторону гостьи, — Моя мать бросила меня у собора, а Фролло… любой другой бы сбросил такого урода, как я в колодец, но он вырастил меня…
Слова Квазимоды заставили брюнетку задуматься над личностью судьи. Клод, конечно, был лицемером, и это уже вряд ли кто-то сможет вытянуть из её головы, но все же он каждый день приходил к своему пасынку с корзиной еды, он обучал его грамоте, хотя мог уделить это время себе или же своему любимому Снежку.
— Эй, — девушка подошла вплотную к звонарю и дотронулась холодной ладонью до его щеки, — Не смей так говорить. Ты посмотри на себя! — одной рукой она приподняла его подбородок, а другой — провела по плечу, — Посмотри, какие у тебя большие, сильные руки, какой свет излучают твои глаза! — она выдержала небольшую паузу, — Ты умеешь танцевать?
— Что? — Квази испуганно посмотрел на девушку, в зрачках которой отражалось его безобразное лицо.
— Давай, это просто! — Элисон схватила горбуна за руки и потянула на середину комнаты.
Леди Бадлмер и Квазимодо в течении часа выписывали плавные пируэты, порхая босиком по каменному полу колокольни. С каждым разом движения звонаря становились все изящнее и грациознее, что очень льстило брюнетке, оказывается, она была не таким ужасным учителем.
========== Часть 6 ==========
Вечером пятницы все семейство Бадлмеров находилось в достаточно большой карете, которую неспешно везли две сильные лошади, ловкие величественные движения которых позволяли сравнить их разве что с мощной, отработанной грацией гепардов.
— Итак, — Тишину, царившую в повозке, развеял несколько напряженный голос Хайвэла, — Я надеюсь вы понимаете, что придётся позабыть все разногласия между вами двумя на этот вечер.
Сосредоточенный голубой взгляд лорда был направлен на брата с сестрой, сидящих напротив него. Мужчина занимал большую часть удобных сидений, пока девушка ютилась в оставшемся пространстве.
— Единственное разногласие здесь — это ты, — Ехидно заметил Айзек и перевёл взгляд на сестру, лицо которой украшала улыбка. Несмотря на то, что недопонимание между этими двумя практически не прекращалось, они всегда мирились. И чаще всего причиной их примирения были именно его колкие фразы в сторону старшего брата, — Я согласен прямо сейчас поцеловать зад лошади, лишь бы ты замолчал наконец.
— Не бойся, белоснежный зад твоего коня подождёт, — Брюнет уже привык к подобным заявлениям младшего, поэтому тембр его голоса оставался таким же спокойным, как и прежде, — Ты можешь называть меня, как угодно, но сегодня вы оба защищаете честь нашего рода, — он выдержал паузу, — Так что будьте добры запомнить то, что я сейчас скажу.
Лица младшего брата и сестры вдруг стали выражать подобие понимание, ибо назвать «пониманием» их спокойные гримасы было невозможно. В глазах молодых людей читалась усталость от происходящего. Ведь брат ко всему относился слишком серьезно. И неважно касалось ли дело бутылки вина или чести семьи.
— До короля Франции, которым мы все восхищаемся, подобно явлению Христа народу, дошли вести, что члены известнейшего в стране дворянского рода снова в Париже…
— А это уже богохульство, — с язвительной улыбкой на лице заметила Элисон.
— Неужели сам король пригласил нас на бал?! — Айзек посматривал на сестру, — А я тут думаю, что наша монашка так вырядилась…
— Айзек! — брюнетка возмущённо толкнула брата локтём, а лицо её покрылось розовой пеленой смущения.
— Я сказал всем сердцем и душой восхищаемся королём, — Хайвэл сделал акцент на последнем слове, — Внимательно слушайте распорядителя зала и даже не вздумайте грубить ему или кому-либо ещё, вы обязаны быть дружелюбны, приветливы и веселы… Нет! — Он пригрозил пальцем брату, — В меру веселым, даже не смей смеяться, словно конь, привязанный к забору. Смех должен быть сдержанным, как и твоё поведение. Не забывайте про поклон и реверанс… наверное, я не должен вас об этом предупреждать, но кто знает? Постарайтесь избегать сложных тем для разговора, особенно политических. Главное — уймите свой характер и не сквернословьте, танцуйте и получайте удовольствие! — мужчина задумчиво почесал подбородок, — Чем больше вы будете танцевать, тем больше вы понравитесь гостям, а теперь разберём по отдельности… Айзек, — он направил голубые глаза в сторону младшего брата, — Не лапай женщин!
— Даже если они попросят? — лицо его расплылось в самодовольной улыбке.
— Не даже, а только если попросят! Не переусердствуй с алкоголем, а лучше вообще не прикасайся к нему. Если вдруг ты подойдёшь к двум девушкам и пригласишь более красивую из них, но приглашение на свой счёт воспримет другая, не смей ей отказывать, не врывайся в чужую беседу и… не забывай про поклон, вроде бы это все, что касается тебя. Теперь, Элисон… — сестра внимательно смотрела на брата зелёными глазами, которые уже готовились к получению потока информации, — Ты, как девушка, не имеешь права отказывать одному мужчине в пользу другого. Ты либо пропускаешь танец, либо танцуешь с тем, кто пригласил тебя первым. Вернее не так… ты должна танцевать с каждым, пригласившим тебя, ибо высший свет любит тех, кто отдаётся балу полностью. Улыбайся всем и каждому, будь приветлива, хотя я знаю, что для тебя это особенно трудно, но все же постарайся ради чести нашего рода.
— Боже, Хайвэл! — Айзек невольно закатил глаза и тяжело вздохнул, — Мы не впервые на бал собираемся!
— И следи за тем, чтобы твой брат не пил!
— Какой из двух? — глаза леди игриво заблестели.
***
Поздним вечером, Фролло находился в главном строении Парижа. На открытие недели балов он был приглашён самим Людовиком ХI, что не позволило ему отказаться от столь «заманчивого» предложения. Такова была участь его профессии, ибо люди занимающие столь высокие должности имели глупую обязанность присутствовать на столь бессмысленных торжествах. Успокаивало судью лишь то, что он стоял на балконе и был максимально отстранён от людишек, упивающимися своими грехами. С большинством из них ему приходилось работать, многие пытались купить решение суда, но все попытки были безуспешны.
Тем не менее, во всём море грехов были вещи, которые даже нравились Клоду. В большом зале, выполненном в романском стиле, играла классическая музыка, заполнявшая пространство потрясающей атмосферой божественности. Судья обожал наблюдать за людьми со стороны. Лица их были подобны маскам, они напоминали ему маленьких глуповатых рыбок, плавающих в пучинах людских страстей. Но и среди непроходимых вод выделялись некоторые личности — хищники. Самой примечательной фигурой был Бертольдо Джентиле, посол Неаполитанского королевства. Он беседовал с девушкой, заметив которую судья впал в смятение.
Его взгляду предстала юная особа, стройный стан её был облачён в белое одеяние, драгоценную ткань которого украшали всевозможные узоры из серебряных нитей. Платье отличалось от тех, в которых она представала перед ним ранее. Оно плотно облегало каждый сантиметр её утонченной фигуры, тонкая талия которой не нуждалась в корсете, верх, безупречно подчеркивающий изящную область шеи и декольте, был открыт и удовлетворял все прихоти моды. Тонких белоснежных плеч её лишь слегка касались пряди чёрных волос, заплетённых в греческий узел. Зелёные выразительные глаза прятались за пышными ресницами, а аккуратные губы расплывались в игривой улыбке. Это была безо всяких сомнений Элисон, актриса театра, которой хватило дерзости прилюдно оскорбить Фролло. Но как только, он увидел её на балу, все встало на свои места. Девушка была благородного происхождения и её избалованная натура могла позволить себе гораздо больше, чем Клод мог представить.