— Чего же мы ждём? — на горделивом лице неаполитанца играла улыбка победителя.
— Прошу прощения? — маленькое лицо девушки нахмурилось.
Судья же насмешливо поглядывал на посла, понимая как сильно тот облажался, подумав, что отказ был совершён в его пользу.
— Боже! Вот ты где! — в компанию «танцоров», которые никак не могли решить с кем же будет танцевать юная особа, влетел молодой человек с русыми волосами, приятно отливающими солнечным оттенком, — Прошу прощения за свою бестактность, — извинился он, осознав, какую глупость совершил, ворвавшись в разговор без предупреждения и приветствия. Его корпус послушно поклонился двум мужчинам, взгляды которых лишь удивлённо смотрели на него, — Мне придётся украсть у вас столь обворожительную особу, — голубые глаза с некой гордостью посмотрели на девушку, — Я обещаю её вернуть, как только прекратиться музыка, — с этими словами, молодой человек взял девушку за руку и поспешно унёс её в сторону уже танцующих пар.
— Почему двух блондинок ему было недостаточно? — чёрные густые брови посла вопросительно приподнялись вверх.
— Простите? — судья не сводил взгляд с внезапно появившегося юнца, черты лица которого казались ему знакомыми.
— Мадам Элисон наблюдала за ним ещё до того, как я подошёл к ней, — он несколько задумчиво почесал подбородок, — Интересно…
— Пожалуй, я оставлю вас наедине со своими мыслями, homullus*.
— Спасибо, Ваша честь, — заключил брюнет, положительно кивнув.
— Судья Фролло, что здесь происходит? — позади раздался голос Хайвэла. Мужчина, как оказалось только подошёл и услышал лишь последнюю часть и без того короткого разговора. Удивлённый голубой взгляд смотрел на Клода и пытался найти ответ происходящему.
— А вот и вы, дитя мое, — Глаза мужчины самодовольно блестели, — Не волнуйся, это всего лишь издержки профессии.
***
Чуть ли не все дамы уже имели кавалеров на второй танец и приготовились идти в очередную вольту. Элисон же стояла не так далеко от главного входа, правой рукой она перебирала пальцы на левой; она хватала их крепко, и с каждым последующим усиливала хватку, пытаясь причинить себе хоть какую-нибудь, даже самую слабую боль, заставившую её отвлечься от фонтана чувств, переливающихся внутри её маленькой грудной клетки.
Она пыталась выровнять прерывистое дыхание, пыталась сдержать его непостоянство и дрожь, но блестящие от обиды зелёные глаза глядели перед собой. Её не волновали страсти, кружившие на балу, мужчины, которые назойливо пытались привлечь её внимание. Она уже устала произносить мягким голосом одну и ту же фразу каждому, подходившему к ней кавалеру: «Простите, но я уже танцую».
В душе её полыхала горечь обиды, которая беспощадно жгла изнутри и противным комом подкатывала к горлу, грудь наполнялась несправедливостью сказанных слов. Брюнетка ненавидела судью все больше с каждой минутой, которую она простояла в одиночестве.
Боже! Как же она хотела, чтобы кто-то прямо сейчас, в эту чёртову минуту, хорошенько вдарил по его надменному самолюбию, да так, чтобы всё его уважение к себе любимому вылетело в один миг из его седой головы. Элисон вспоминала каждое мгновение, проведённое на колокольне с ним наедине, и лишь больше утверждалась в своих словах.
Проклятый лицемер. Напыщенный индюк. Чёртов собственник.
Она не понимала, как Квазимодо может быть так слеп. Фролло самое настоящее чудовище, он и есть исчадие ада, от которого даже химеры не способны спасти собор. Обида медленно сжигала её внутренности, и с каждой секундой дышать ей становилось все труднее. Бадлмер не понимала, как Клод может быть таким бесчувственным по отношению к ней. Он просто безжалостно использовал её, чтобы свести личные счёты с послом. Конечно же он не собирался приходить! Конечно же вся его любезность была лишь игрой! Она ни капли не интересовала его.
Но больше судьи Элисон ненавидела лишь себя. Она ненавидела каждый сантиметр своего тощего, дрожащего тела, презирала себя за то, что поверила его словам, доверилась тому, с кем даже разговаривать не следует.
Она чувствовала себя настолько растоптанной, настолько униженной…
Как только заиграла музыка, девушка быстрыми шагами выбежала в сад. Облокотившись о стену замка, она принялась жадно вдыхать воздух. Её маленькое лицо освещал лунный свет, а тёмные волосы развевал прохладный вечерний ветер, приятно пощипывая румяные щёки.
Свежий воздух успокаивал, и спустя несколько минут она смогла привести дыхание в относительно нормальный ритм.
— Может, ещё не поздно отказаться? — тишину прервал несколько осипший мужской голос, доносившийся из глубины сада.
— Сейчас не время, — второй голос был более властным, — Хочешь уйти на середине дела? Ты знаешь, что нас ждёт, если мы просто уйдём.
— Нет, просто… смотри, — мужчина указал на свет, доносившийся из западного крыла замка, — Всё готово.
— Кто здесь? — в игру вступил третий голос, обладателя которого брюнетка смогла разглядеть. Это был один из охранников, стоявших ранее у входа на бал.
Голоса на какое-то время прекратились и был слышен лишь шорох листьев, а затем раздался предсмертных вздох, бездыханное тело рухнуло на землю.
Элисон испуганно закрыла рот рукой, чтобы не закричать, по её холодным щекам побежали обжигающие слёзы, а сердце вновь непривычно быстро забилось. Она не знала как поступить в этой ситуации, может, если она побежит и позовёт на помощь все станет только хуже.
Боже! В тридцати метрах от неё лежал труп мужчины в блестящих доспехах, что ещё может быть хуже?!
Комментарий к
Homo sum et nihil humani a me alienum puto* -Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
Tu plena obrepserit** - Вы полны сюрпризов.
Nomen est omen*** - Имя говорит само за себя. ( Клод - от старофранцузского «великолепный».)
homullus* - осёл.
Лавольта* - предшественник вальса.
========== Часть 8 ==========
Элисон вступила на пол бального зала, глаза её ослепил непривычно яркий свет. Страх, добравшийся до самого сердца, затмил разум чёрным полотном и заставил голову кружиться от нервного напряжения. Каждый шаг ей давался с неимоверным трудом, ноги её будто бы разучились ходить. Глубокое судорожное дыхание заставляло тело дрожать, а сердце — биться в два раза быстрее. Она понимала, ей нужно успокоиться, ибо сейчас не время предаваться девичьим страданиям и представлять уроки профессионального драматизма.
Девушка закрыла глаза и тяжело вздохнула. Глубокий вдох и дрожащий выдох. Ещё раз…
Она пыталась представить Англию, ведь это единственное место на Земле, одно лишь воспоминание о котором давало ей духовное спокойствие. Перед её глазами плавное появлялись линии знакомой усадьбы, лёгкие будто бы наполнял мягкий аромат сирени, но сладкому воспоминанию суждено было прекратиться, ибо подсознанию в очередной раз предстало мёртвое тело в блестящих доспехах.
Уже через мгновение зелёный взгляд судорожно бегал по бальному залу, пытаясь найти человека, которого она презирала менее часа назад. Глаза её ловко перемещались от одной танцующей пары к другой, до того момента, как лица стали казаться однотипными. Элисон трепетно осматривала каждый угол зала, но ни судьи, ни братьев здесь не было.
***
Как только деревянная грузная дверь комнаты закрылась, Хайвэл устало откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул. Его лицо выражало удовлетворение во всей своей красе.
На протяжении тридцати минут, которые, как казалось ему, длились целую вечность он находился в комнате с представителем главной торговой гильдии Франции — Отисом Готье. Он был достаточно невысок и крайне полон, внешний вид его не вызывал доверия. С пухлого лица не спадало недовольство, а с затёкших глаз — презрение. Говорил он крайне медленно, будто бы оказывал присутствующим неоплатную услугу одной лишь своей речью. Черты лица его были также противны, как и его поведение. Скорее всего, его наружность можно было сравнить с болотной жабой, но в тоже время некоторые земноводные казались в разы симпатичнее него.