фрейлина графиня Гендрикова, фрейлина Буксгевден, гофлектриса Шнейдер и госпожа Вырубова, Эта "госпожа" Вырубова (она не имела ни звания, ни должности) меня всегда особенно интересовала. Столько про нее говорили: она ведь неразлучна с Императрицей… Мне говорили интриганка, темная сила, злой демон…
— Вы не слышали здесь фамилию Вырубовой?
— Анна Александровна? Да ведь она все утро тут с Вами провозилась и теперь ушла с телеграммой…
День в лазарете начинался в семь часов. Мерили температуру, мылись, приводили в порядок постели и ночные столики, пили чай. В восемь часов палаты обходила старший врач княжна Гедройц. Ровно в девять часов слышался глухой протяжный гудок Царского автомобиля. Вильчковский встречал рапортом. Весь персонал выстраивался в коридоре. Женщины, прикладываясь к руке, делали глубокий реверанс. На этом кончалась официальная часть. Императрица давала понять, что каждый должен заниматься своим делом и не обращать на Нее внимания. Она быстро обходила палаты с Великими Княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной
Николаевной, давая руку каждому раненому, после чего шла в операционную, где работала непрерывно до одиннадцати часов. Начинался вторичный длительный обход раненых. На этот раз Она долго разговаривала с каждым, присаживаясь иногда. В начале первого Она отбывала во Дворец, откуда каждый вечер справлялась по телефону через Дочерей или Вырубову о здоровье наиболее серьезных пациентов.
В час нам давали вкусный завтрак. В два начинался прием посетителей. В четыре всем, включая и гостей, подавали чай со сдобными сухарями. В шесть прием кончался. Обед. В девять снова чай, и затем тушили свет.
По воскресеньям перевязок не было. Императрица приезжала под вечер, обыкновенно со всеми четырьмя Дочерьми (младшие по будням были заняты уроками и на перевязках не бывали). Иногда привозили Наследника. Изредка приезжал Государь.
Императрица неслышно ступала, почти скользила по коридору. Как-то неожиданно появлялась Она в дверях. Походка быстрая, слегка плечом вперед. Голову Она держала немного назад с небольшим наклоном вправо. В походке и в манере держаться не было никакой "величественности". Несмотря на высокий рост и стройную фигуру, Она не была, что принято называть, "представительной".
Слишком свободны были Ее движения. По лазарету Она ходила одна, а не "следовала в сопровождении". Не было у Нее столь свойственной Высочайшим
Особам заученной "чарующей улыбки". Она улыбалась с напряжением. Зато радостно было вдруг вызвать чем-нибудь настоящую улыбку… и какую "настоящую"!
Я никогда не слышал звука Ее голоса. Она говорила, что называется, громким шепотом. Вопреки распространенному мнению, русским языком владела хорошо.
Акцент сказывался лишь в том, что Она, как большинство иностранцев, слишком четко выговаривала каждый слог. [Букву "з" произносила скорее как "зж".]
Ровные, безукоризненные, белые зубы. Тонкие губы. Лицо немного красное. Рука большая, спокойная, тяжелая, уверенная.
В перевязочной работала как рядовая помощница. В этой обстановке княжна
Гедройц была старшей. В общей тишине слышались лишь отрывистые требования: "ножницы", "марлю", "ланцет" и т. д., с еле слышным прибавлением "Ваше Величество". Императрица любила работу. Гедройц уверяла, что у Нее определенные способности к хирургии. По собственному опыту знаю, что Ее перевязки держались дольше и крепче других.
До того времени я видел Императрицу всего раза два на торжествах и то лишь издали. По рассказам, Она представлялась мне болезненной, нервной, немощной и преждевременно состарившейся. Здесь Она показалась мне моложе Своих лет. За два с половиной месяца моего пребывания в лазарете Она ни разу не пропустила, если не считать поездок по провинциальным и прифронтовым городам. Утром в лазарете все время на ногах, днем объезды госпиталей Царского и столицы.
Вечером Она слушала курсы сестер милосердия, где преподавала княжна Гедройц.
До моего прибытия в лазарет Императрица только присутствовала на перевязках.
Я был первым, которому Она Сама сделала всю перевязку. Рана в ногу выше колена — самая легкая для начинающей. Вернувшись во Дворец, Она сказала Е. А.
Шнейдер, которая еще не знала о моем приезде: "J'ai fait mon premier pansement a votre petit aux longs cils"[1]
Через несколько дней, обходя палаты, Императрица дала мне образок и спросила:
— Вы получили Евангелие?
— Никак нет, Ваше Величество.