Чтобы предотвратить развал трехкилометрового участка фронта в кладбищенском районе, пришлось бросить в бой Почетный полк Эгины. Великолепные в своей сияющей броне из углеродно‑алмазных пластин, бойцы тяжелой пехоты Эгины ударили во фланг наступающим танкам Броненосцев. Огонь минометов и лазерных пушек осветил ночь, когда эгинцы двинулись вперед, чтобы закрыть прорыв. Танки Великого Врага превращались в горящие обломки на их пути, эгинские подразделения тяжелого оружия создали «зоны смерти», обрушивая на отрезанные группы вражеской техники огонь артиллерии и лазерных пушек.
Столь яростной и непреклонно методичной была контратака Эгинского полка, что пехота Броненосцев, которая должна была двинуться вслед за танками, не пошла в наступление. Четыре дека‑легиона Броненосцев на усыпанных обломками улицах кладбищенского района дрогнули и остановились. Во тьме четыреста солдат Почетного полка Эгины вели огонь такой силы, что противник решил, будто здесь занимают оборону как минимум десять тысяч имперских солдат.
ГЛАВА 27
ПО ВСЕМУ фронту шли слухи, что это последнее наступление Великого Врага возглавляет лично Хорсабад Моу.
Вокс‑сообщения от офицеров на позициях, донесения от командиров дивизий накапливались в штабе Верховного Командования в Ангкоре. Все эти донесения касались одного вопроса – Хорсабад Моу или некто, принимаемый за него, лично был замечен во главе вражеских войск.
Когда наступила ночь, обе стороны отошли зализывать раны. Хотя полностью бой не прекратился: убийственный шторм наступления перешел во вспыхивающие местами перестрелки в зданиях и на углах улиц.
Потери, по данным имперской разведки, были чрезвычайно тяжелыми. Из четырехсот шестидесяти тысяч солдат, защищавших Цепь Крепостей в тот день, девяносто тысяч были убиты, и двадцать тысяч с тяжелыми ранениями оказались в госпиталях, расположенных в «зеленой зоне». Еще шестнадцать тысяч пропали без вести, исчезнув в пламени сражения.
Имперская Гвардия в течение двадцати одного часа оставила тринадцать городов Цепи, сократив и усилив фронт вокруг Ангкоры и шести крепостей на ее восточном и западном флангах. Они потеряли две трети своих позиций, слишком много по любым стандартам. После боя разрушенные крепости едва напоминали прежние огромные многоярусные города Аридуна. Артиллерия превратила их в руины, едва возвышавшиеся над фундаментом, гусеницы тяжелых танков крушили обломки в пыль.
Когда начался рассвет второго дня боя, командирские свистки стали будить гвардейцев. Они безучастно жевали табак, пытаясь вернуть подвижность пальцам, онемевшим от стрельбы. Некоторые открывали пайковые банки с консервами и жадно ели их содержимое руками. Лица людей почернели от пепла, в их глазах не было блеска. Они смирились с мыслью, что второй день боя будет хуже, чем первый. Наступала усталость, и процесс убийства стал монотонной работой.
Лорд‑генерал Фейсал и инквизитор Росс верхом объезжали линию фронта. Фейсал решил, что эту войну больше нельзя вести сидя за картой в безопасном бункере. Великий Враг у ворот, и даже старшие офицеры должны идти в бой. Чтобы осталась надежда пережить этот день, нужно поднять боевой дух солдат.
Росс присоединился к 10‑й бригаде Кантиканской Гвардии, удерживавшей стратегически важный пункт у восточного берега канала Ангкоры, по которому когда‑то отправлялись лодки с погребальными кострами. Командир 10‑й бригады и большая часть его штаба погибли в ранние часы боя предыдущего дня. Бригаде нужно руководство, чтобы она не позволила противнику переправиться через канал, ставший сейчас путем в сердце Ангкоры. Росс со своей обычной ясностью подумал, что это как в театральной пьесе Тамберлена «Переход через Медес». Подходящее место, чтобы умереть достойно, если этого пожелает Император.
Бой возобновился, как только тройные солнца появились над горизонтом. В 02:58 инквизитор Барк, командовавший передовой ротой на валах Иопайи, запросил по воксу подкрепление. Солдаты Великого Врага из новых частей, до того не участвовавших в бою, атаковали их с жестокой эффективностью. Призывы о помощи скоро пошли от командиров со всей линии фронта. В авангарде наступления шли новые войска противника, сокрушая сопротивление кантиканцев. Командир роты «Альфа» 66‑го батальона, оборонявшего Иопайю, успел сказать по воксу «… чертовски рано для этого…», прежде чем связь с ним прервалась.
Великий Враг задействовал свое самое сильное оружие.
– 101‑й и 104‑й батальоны отброшены от канала. 99‑й батальон, насколько мне известно, разбит, – доложил майор Саймил. Он присел за разбитой стеной рядом с Россом, одной рукой придерживая кепи, словно пытаясь держать голову как можно ниже за стеной.
– А 102‑й? – спросил Росс о четвертом и последнем батальоне бригады под его командованием.
– Продвигается по мосту через канал, чтобы прикрыть отступление 101‑го и 104‑го, – ответил Саймил, перекрикивая шум боя.
– Черт, нет! Передайте 102‑му приказ удерживать позиции у моста! Я не хочу, чтобы батальоны бросали свои позиции ради поддержки отступающих частей, у нас не так много солдат! – прокричал Росс. Майор ушел, не прекращая одной рукой держаться за кепи.
Росс снова обратил взгляд на поле боя перед ним. Канал представлял собой широкий ирригационный ров, больше дамбу, чем канал, протянувшись от Ангкоры до мангровых зарослей окружающего региона. Его ширина от берега до берега составляла пятьсот метров – согласно древнему суеверию, это было достаточное препятствие для неупокоенных духов, чтобы они не сбежали из города мертвых и не добрались до Цепи Крепостей. Для живых же была построена переправа в виде двух понтонных мостов. И эти самые мосты были сейчас источником тревоги Росса.
Четыре батальона под его командованием закрепились на ангкорском берегу канала – почти четыре тысячи человек, укрывавшихся среди развалин, перестреливаясь с противником на противоположном берегу. Многие выстрелы, не долетая до цели, попадали в воду, поднимая маленькие фонтаны пены и пара.
На той стороне заросшего водорослями канала строй Броненосцев растянулся по берегу на два километра, как минимум сто человек в глубину – судя по силе их огня, терзавшего бригаду, это была осторожная оценка.
– Противник наступает! – раздались крики на берегу.
Росс выглянул из‑за разрушенной стены и увидел легионы Броненосцев, переправляющихся по мостам. Боевые барабаны грохотали, противник маршировал широкой колонной с развевающимися знаменами, как древние копьеносцы Темных Веков Терры.
Росс выскочил из‑за укрытия, побежав к куче щебня, за которой прятались пятьдесят или около того кантиканцев. Когда он перебегал открытое пространство, вслед ему загремели вражеские выстрелы. Росс бросился на землю, среди теснившихся за укрытием гвардейцев.
– Майор Саймил, вы где? – позвал Росс.
– Сэр! – отозвался голос. Саймил поднялся и, пригибаясь, поспешил к инквизитору.
– У нас мало времени, поэтому быстро передайте это сообщение всем батальонным командирам бригады. Пусть они не мешают противнику перейти мосты…
Саймил прервал его:
– Сэр? Позволить противнику пересечь канал?
– Да! – рявкнул Росс, внося дополнительную ясность в слова с помощью психорезонанса. – Я хочу, чтобы половина колонны противника переправилась на этот берег!
Взгляд, которым майор Саймил смотрел на него, давал понять – инквизитор, несомненно, сошел с ума.
Росс продолжал:
– Когда больше половины колонны противника переправится на наш берег, батальоны своим огнем должны разрушить мосты и отрезать противника от того берега. Когда мы таким образом рассечем колонну пополам, 7‑й артиллерийский откроет огонь по противнику на нашей стороне канала. Понятно?
Майор Саймил глотнул.
– Это будет настоящая мясорубка, сэр.
Росс схватил майора за лацкан и повернул к противнику.
– Настоящая мясорубка будет, если они все смогут добраться до нас.
Майор отсалютовал и ушел, на ходу вызывая вокс‑связиста.
БАРК вовремя заметил удар вибро‑пики и скользнул в сторону. Оружие с гудением пронеслось над его головой. Вражеский солдат прекратил атаку и вернулся в боевую стойку, широко расставив ноги. Броненосец не двигался, провоцируя Барка атаковать.