– Мадам, один из моих людей нашел кое‑что, на что вам стоит взглянуть, – сказал капитан Силат.
– И что это, капитан?
– Не имею представления, я у вас хотел спросить.
Они прошли по узкому склону отложений железной руды, покрывавших нижнюю часть склепа. Силат вел ее мимо длинных участков стены с изображениями тысяч танцующих людей, поклонявшихся созвездиям, пока не нашел плиту с надписью, которую искал. Надписи на ней были совсем не похожи на остальные. Они были выполнены очень грубо, со следами резца, чего ни разу не встречалось на поверхности склепа. И что самое важное, надписи были на низком Готике.
– Это здесь, – сказал капитан Силат, указав на небольшой участок железной руды, на котором Мадлен почти стояла.
Она испуганно вздрогнула, едва не соскользнув с откоса. Прямо на нее смотрел высохший труп человека с открытым зияющим ртом, наполовину выкопанный из земли. Большая часть кожи хорошо сохранилась в сухом климате, как коричневая вощеная бумага, обвиснув на костях скелета.
– У него в руках резец и кремень, – сказал Силат.
Мадлен присела, чтобы осмотреть труп. Действительно, в высохших пальцах были кремень и резец. Этого человека, очевидно, засыпало обвалом, когда он вырезал надписи на каменной плите.
– Можно заметить, что он одет как мединский воин доимперского периода, – сказала Мадлен.
– Вы уверены?
Мадлен кивнула. Хотя одежда на трупе затвердела и была вся в земле, как и само тело, она хорошо сохранилась под слоем глины и железной руды. На мертвеце были веревочные доспехи – броня из тщательно выделанной пеньки, способная отклонить острие клинка. Головной убор из множества слоев ткани на его черепе был украшен вышитой надписью на океаническом терранском, означавшей «Сопротивление».
– Это ясно по головному убору. Он явно относится к эпохе Войны Освобождения. Это один из мятежников, сражавшихся с войсками генерал‑губернатора Фултона, командовавшего кампанией по возвращению Медины под власть Империума шесть тысяч лет назад.
– А надпись на камне, что она означает? – спросил капитан Силат, осветив участок текста на каменной плите лучом фонаря.
Мадлен моргнула, вглядываясь в надписи, и начала читать вслух.
«Так кончается глава нашей свободы. Мы пытались пробудить Повелителя, нашу Звезду, но созвездия не были расположены к его пробуждению. Наш Повелитель проснулся, зевнул, и снова погрузился в сон, но своим кратким пробуждением он отнял у нас наш мир. Наводнения и бури – наших рук дело, пусть имперцы знают об этом»
Мадлен остановилась. Она услышала, как изумленно выдохнул капитан Силат. Вероятнее всего, Силат не вполне понимал, что это все значит, но Мадлен понимала очень хорошо. Судя по этой надписи, мятежники во время Войны Освобождения пытались выпустить эмбрион звезды. Но геодезические линии не были подготовлены, и расположение звезд и планет не было соответствующим. Звезда была выпущена, но из‑за неверной схемы активации она «снова погрузилась в сон». Астрономия и космология никогда особенно не интересовали Мадлен, она предпочитала изучать историю человечества во вселенной, а не саму вселенную. Но сейчас скучные лекции по космологии принесли пользу. По ее мнению, надпись могла означать лишь то, что звезда вспыхнула, но потом снова вернулась в стабильное прото‑состояние.
Вспышка. Вспышка выпустила достаточно радиации, чтобы истощить озоновый слой и атмосферу Аридуна, вызвать наводнения, засухи и массовое вымирание форм жизни. Старый Король был причиной, по которой Аридун умер в первый раз.
Если бы звезда была выпущена в момент, когда ее энергия была максимальной, Мадлен не сомневалась, что Старый Король поглотил бы весь Коридор Медины и произвел бы достаточно радиации, чтобы она достигла ближайших субсекторов Тетрапилон и Мантикор. Энергия, выпущенная растущей звездой была бы чудовищной. Молекулярное расширение формирующейся звезды могло уничтожать миры, звездные системы, суб‑сектора…
– Это значит, – медленно сказала Мадлен, – что за этой плитой скрыта сущность, которая может уничтожить все. Мы не должны позволить Великому Врагу завладеть ею.
Высоко над ними, сотрясение от разрывов снарядов напомнило ей о войне, бушующей на поверхности.
– Капитан, пожалуйста, поспешите. Мы должны удвоить рабочие смены. У нас слишком мало времени, – умоляюще произнесла она.
ГЛАВА 28
– ПОСТРОИТЬСЯ! – приказал Росс, и его приказ передавался по берегу канала визгом командирских свистков.
102‑й батальон должен был удерживать позиции перед понтонным мостом. 101‑й и 104‑й батальоны должны были отступить, заманивая Броненосцев. Во всяком случае, таким был план Росса.
Солдаты 102‑го были ветеранами, закаленными десятилетней войной с бандами мятежников в горах Сумлаит на Кантике. Если у какого‑то батальона и было достаточно храбрости удерживать фронт, противостоя ураганному натиску Броненосцев, так это у них. С другой стороны, 101‑й и 104‑й были гарнизонными батальонами, не имевшими боевого опыта и не выполнявшими ничего более опасного, чем патрулирование. Росс только надеялся, что они смогут отступить в порядке и заманить противника в зону обстрела артиллерии. 99‑й и 105‑й батальоны бригады были разбиты в первый день наступления противника, их остатки влились в уцелевшие батальоны.
Когда колонна воинов Великого Врага подошла к середине моста, они перешли на быстрый шаг. Мост начал прогибаться под тяжестью такого множество солдат. Из боевые барабаны застучали быстрее и громче. Противник перешел на бег.
На берегу 10‑я бригада встретила врага залпами лазганов, второй ряд стрелял над головами присевших гвардейцев первого ряда. Хотя у противника было дальнобойное оружие, он отвечал лишь огнем пистолетов и карабинов, размахивая оружием для рукопашного боя. Выбор оружия был очень важен в условиях боя в городе, и позволял сочетать агрессивную мобильность с тактической организацией. Росс не слишком рассчитывал, что гвардейцы со штыками выдержат сокрушительный удар молотов, кувалд, дубин и мачете.
– Гвардейцы Кантики! Перед вами убийцы, которые сожгли дома ваших предков! К оружию! К оружию! – закричал Росс.
101‑й и 104‑й растянулись в тонкую линию, у моста укрепленную ветеранами 102‑го. Когда Броненосцы подошли ближе, они начали спрыгивать с узкого моста в воду глубиной по пояс. Вражеские солдаты вспенили воду, как стая пираний. Росс не сомневался, что сотни их утонули в этой давке, но еще тысячи через несколько секунд выскочили на берег, рыча и воя на своем темном языке.
Росс находился в рядах 102‑го батальона, защищавшего позицию перед мостом. Инквизитор стоял прямо, не пригибаясь под вражеским огнем. Ничего хорошего не будет, если его солдаты увидят, что он боится. Он свистнул в оловянный свисток с секундным интервалом, приказывая вести постоянный огонь. Подразделения тяжелого оружия обстреливали врага более тяжелыми снарядами, поднимавшими столбы воды десятиметровой высоты. Кантиканцы продолжали стрелять, даже когда Броненосцы были уже на расстоянии вытянутой руки, достаточно близко, чтобы увидеть их агрессивно нагнутые головы и поднятое оружие. Некоторые из Броненосцев, взбиравшихся на берег, бросались в схватку с голыми руками, вцепляясь в гвардейцев грязными пальцами.
Когда поток Броненосцев нахлынул на них, он ударил в ряды кантиканцев со всей силой семидесятитысячной армии. У первой волны солдат Великого Врага даже не было пространства для боя, они просто врезались в линию штыков, падая под ноги следующей волны Броненосцев, которая прошла по их трупам. Это был ад. Везде, куда бы Росс ни бросил взгляд, шла бойня, жуткая и чудовищная в своей реальности.
Он видел кантиканского гвардейца, пронзившего Броненосца штыком. Воин Великого Врага рванулся вперед, еще больше насаживаясь на штык, и начал выдавливать глаза гвардейца обеими руками. Он видел кантиканца с чудовищно толстой шеей, ударившего прикладом по маске Броненосца с такой силой, что она вогнулась в лицо, потом ударил второго, третьего. В следующий раз, когда Росс увидел того же гвардейца, он душил Броненосца голыми руками, хотя сам истекал кровью от десятка ран. Здесь обнаруживалась истинная храбрость человека, часто за несколько минут до смерти. Это было страшное откровение.