– Миледи, Мы понимаем, что Вы, как мать, беспокоитесь за своего младшего сына, – степенно сказал Келсон, радуясь, что его собственная мать отказалась присутствовать на приеме. Он был одет в полный набор церемониальных одежд Халденов, поверх позолоченной парадной кольчуги на нем был надет пурпурный плащ с изображением льва, а его голову венчала парадная корона. – Мы, однако, вынуждены усомниться в том, что оставление столь ценного ребенка без соответствующей опеки и защиты, было мудрым поступком. кроме того, Вам было приказано явить пред Нами обоих принцев как свидетельство Вашей верности.
– Вам не стоит опасаться за принца Ронала, – парировала Мораг. – Пока я отсутствую, его дядя, герцог Махаел Ардженольский, будет его опекуном. А присутствие меня самой и моего старшего сына должно быть достаточным свидетельством верности даже для Халдейна!
Наблюдавшая за происходящим знать оскорбленно зароптала, но Келсон не выказал и тени возмущения. Спрашивать совета у Моргана или Найджела, стоявших по обе стороны от трона, тоже не было смысла. Мораг и отсутствующий принц Ронал внезапно обернулись двумя совершенно разными проблемами, но только одну из них следовало решать немедленно. Мораг, как и ее покойный брат Венсит, была Дерини и потому была неподвластна тому слабому давлению, которое могли оказать на нее Келсон или Морган, но ей нельзя было позволить помешать присяге Лайама.
Что касается принца Ронала – неважно, был он действительно болен или нет, важно было то, что он являлся ее наследником после Лайама, и что он находился под властью герцога Махаела, у которого не было никаких оснований любить человека, который убил его брата. Если вдруг с Лайамом что-то случится, у Махаела будет полностью послушный ему новый король Торента и целых восемь лет, в течение которых он будет распоряжаться властью в Торенте от имени юного короля Ронала.
– Хорошо, миледи, – спокойно сказал Келсон. – Поверим Вам на слово… пока
Он перевел взгляд на стоявшего рядом со своей матерью Лайама, нервничающего и дерзкого, который выглядел не по годам царственным в своих тяжелых красно-корчиневых придворных одеждах и маленькой короне. У мальчика были такие же рыже-коричневые волосы, как и у Венсита, но глаза, унаследованные от Мораг, были черными. Несмотря на то, что мальчику было всего десять лет, Келсон чувствовал его прочные, сильные экраны. Лайам уже начал становился Дерини, и с этим приходилось считаться.
– Лайам Торентский, Мы приветствуем Вас при нашем дворе, – официально сказал Келсон. – Готовы ли Вы от имени земель Торента присягнуть Нам, перед лицом Господа и присутствующих здесь свидетелей, и поклясться Нам в своей верности, как было оговорено в соглашении между Вашим отцом и Нами?
Мальчик кратко кивнул в знак согласия. – Я готов, мой повелитель.
Услышав его ответ, Келсон посмотрел на епископа Арилана, которого попросили руководить принесением присяги именно потому, что он был Дерини и мог разоблачить лбую попытку обмана со стороны Мораг, не раскрывая себя. Когда Арилан выступил вперед, а маленький Брендан Корис поднес ему Евангелие, Лайам тяжело взглянул на мать.
Как только Келсон поднялся, он, не ожидая приглашения, подошел к трону и изящно опустился коленями на подушку, которую Пэйн положил подле ног Келсона. Когда Арилан поднес ему Евангелие, он обеими руками снял с себя корону и, передав ее Пэйну, положил обе руки на покрытый драгоценными камнями переплет.
Прежде чем Лайам успел набрать воздуха, чтобы заговорить, Келсон остановил его движением руки.
– Леди Мораг, мы просим Вас также опуститься на колени в знак того, что Вы, будучи регентом при своем сыне, присоединяетесь к принесенной им присяге.
Он чувствовал, что Мораг чуть не прикусила себе язык, но, сжав зубы, она не сказала ни слова и молча опустилась на колени чуть в стороне и позади Лайама. Когда она схватила сына за плечи и гордо воздела голову, дерзко глядя на того, кто одолел ее брата, ее глаза сверкнули темным отблеском.
– Вам помочь с присягой, сэр? – негромко, чтобы его слова не было слышно за пределами помоста, спросил Лайама Арилан.
Лайам покачал головой, затем смело взглянул в глаза Келсону.
– Я, Лайам, Король Торента и всех его земель, приношу Вам свою присягу и признаю себя Вашим вассалом. Клянусь соблюдать свою присягу и служить Вам честно и добросовестно. И да поможет мне Бог.
Когда он поцеловал священную книгу, Арилан передал ее Келсону, который также возложил на нее руки.
– Мы, со своей стороны, извещаем всех присутствующих, а также прочих Наших подданных, что Мы признаем Лайама королем торентским и правителем всех земель Торента, а также нашим вассалом. Мы гарантируем ему власть над землями, дарованными нами, и обещаем честно защищать его от любых угроз всеми нашими силами. И да поможет Нам Бог.
Он тоже поцеловал Евангелие, взял у Пэйна корону и поднял ее над головой стоящего на коленях Лайама.
– Примите из наших рук этот символ власти, которую мы признали за Вами сегодня, – сказал Келсон, возлагая покрытый драгоценными камнями обруг на рыжеватые волосы Лайама. – Носите его с честью и храните верность присяге, принесенной Вами сегодня.
– Клянусь быть верным тому, в чем я поклялся, – ответил Лайам, вздымая сжатые руки в традиционном жесте преданности.
Келсон сжал его руки своими и поднял Лайама на ноги, заметив, что руки были холодными, несмотря на жару в зале, а взгляд ониксовых взгляд матери Лайама казался просто ледяным. Когда они обменялись холодными, формальными поцелуями в знак примирения, и Лайам обернулся, чтобы помочь своей матери встать, Келсону пришла в голову мысль о том, как можно нейтрализовать их обоих. Снова занимая свое место на троне, он мысленно сообщил Моргану о своем намерении и почувствовал, что Морган, придвинувшийся поближе к нему, полностью поддерживает его решение. Рука королевского Защитника словно невзначай легла на рукоять меча, и даже Найджел внезапно стал очень внимательным.
– Ваши Высочества, подождите, – спокойно сказал Келсон, заставляя Мораг и Лайама застыть на пути к их свите. – Мы вынуждены просить вас еще об одном одолжении.
Две пары глаз цвета полуночного неба уставились на него: любопытного Лайама и Мораг, глядевшей на него с подозрением.
– Мы выполнили свои обязательства перед тобой, Келсон Гвинеддский, – сказала Мораг, как будто стараясь вывести его из себя. – – Ты должен понять, что я не могу задерживаться при дворе убийцы моего мужа и моего брата.
Ее явная враждебность вызвала удивленно-негодующее перешептывание присутствующих придворных, но Келсон, казалось, проглотил оскорбление.
Я не собираюсь оправдываться перед Вами, миледи, – равнодушно сказал Келсон. – Я не нуждаюсь ни в Вашем согласии, ни в Вашей любви. Но я требую Вашего повиновения.
– Я повиновалась!
Келсон терпеливо кивнул. – Да, Вы исполнили Наш приказ явиться ко двору… но Вы не привезли своего младшего сына, как Вам было приказано. Мы не уверены, что Ронал на самом деле столь слаб, что не может прибыть сюда. Посему Мы решили, что Вы и Ваш старший сын останетесь в Ремуте до конца лета, дабы обезопасить себя от каких-либо действий со стороны брата Вашего мужа.
– Что?
– В руках герцога Махаеля находится торентский наследник, – повышая голос, чтобы перекрыть ее выкрики, продолжил Келсон. – Как Вы, надеюсь, понимаете, я не могу допустить возникновения мятежа в моих восточных землях, пока я подаявляю восстание на западе. Мой дядя, принц Найджел, будет содержать вас под домашним арестом, и вам будет дозволено вступать в переписку с герцогом Махаелом, дабы он был уверен в вашей безопасности, но вам придется остаться здесь, по меньшей мере, до осени, пока я не вернусь из похода. Думаю, что если бы мы поменялись местами, Ваш брат был бы куда более крут.
На мгновение он испугался, что Мораг будет сопротивляться, но сестра его старого врага оказалась достаточно мудра, чтобы понять, что ей не уступят. Она, как и любая особа королевской крови, внезапно оказавшаяся в заложниках, негодовала, а узнав, что Лайам будет жить отдельно от нее, запротестовала, но Келсону показалось, что она делает это из принципа, а не потому, что надеется на уступки с его стороны.