Келсон упал на четвереньки, его вырвало. Позывы рвоты продолжались до тех пор, пока ему не стало казаться, что вот-вот его внутренности выскочат наружу вместе с желчью. Все поплыло перед его глазами, и он потерял сознание.
Когда Келсон снова пришел в себя, он лежал на боку, доспехи были расстегнуты, а архиепископ Кардиель прижимал к его затылку кусок ткани, смоченный холодной водой. Вместе с сознанием к королю вернулся и пережитый им ужас, и как только он попытался сесть, его снова затошнило, а перед глазами все поплыло.
– Лягте и выпейте вот это, – пробормотал Кардиель, прислоняя его спину к своему колену и вкладывая ему в руку чашку.
– Что это?
– Вода. Вы, похоже, перегрелись на солнце. Выпейте это, и я дам Вам еще. Вы скоро будете в порядке.
Келсон прополоскал рот, чтобы избавиться от привкуса желчи, сплюнув воду в сторону. Только когда он выпил еще воды, моля о том, чтобы боль в голове стихла, он понял, что находится не там. где был раньше. Между ним и остальной частью палатки была натянута занавеска, за которой раздавались тихие голоса нескольких человек: Моргана, Дугала, отца Лаэля и…
– О Боже! Дункан… он…?
– Он жив, – сказал Кардиель, положив руку на ладонь Келсона, сжимающую чашку, и заставив Келсона допить ее. – Он в хороших руках. А теперь пейте. Пока Вы не придете в себя полностью, Вы ничем не сможете помочь ему.
– А Аларик… Дугал…
– Они остановили кровь. Им придется подождать, прежде чем они смогут сделать что-нибудь еще, потому что ему дали какое-то снадобье, которое не позволяет использовать силу Дерини.
– Мерашу.
– Похоже, именно так они его и называли. А теперь пейте или я больше ничего не расскажу Вам. Вряд ли они обрадуются, если у них появится еще один пациент. Ни один врач не радуется этому.
Келсон, дрожа, осушил чашку. С логикой Кардиеля спорить было невозможно. Когда Кардиель налил ему еще чашку воды, Келсон выпил и ее.
Когда архиепископ налил ему третью чашку, Келсону показалось, что вода уже булькает в нем, но, опершись на локти, продолжал послушно прихлебывать из чашки, пока Кардиель сворачивал свой плащ, чтобы подложить его королю под ноги. Через несколько минут боль в голове стала стихать. К сожалению, Келсон тут же вспомнил о своих прочих обязанностях, которые были ничем не лучше головной боли.
– Я отдохнул достаточно, – сказал он, отставляя чашку. – Мне нужны данные о потерях. Где Эван и Реми? А Глоддрут?
– Сир, полежите еще немного, – сказал Кардиель, прижимая плечи Келсона. когда тот попытался было подняться. – Убитых немного, во всяком случае, с нашей стороны, хотя врачам придется поработать всю ночь, занимаясь ранеными. Меарцы, кажется, пали духом. Большинству пленных, похоже, не терпится присягнуть Вам на верность.
– Пленных?…
Келсон, вспомнив падающего с коня Сикарда, из глаза которого торчала стрела, на несколько секунд закрыл глаза, затем печально вздохнул и прикрыл глаза рукой.
– Вам рассказали, что мне пришлось сделать с Сикардом?
– Да. – Голос Кардиеля был тих и спокоен. – Он восстал против Вас, Сир, и отказался сдаться.
– И я пристрелил его, – пробормотал Келсон.
– Да, он пристрелил его, – сурово сказал Эван, просовывая голову через полог палатки. Келсон приподнял руку, чтобы взглянуть на него. – А ты, архиепископ, позволяешь ему из-за этого копаться в себе. Парень все сделал правильно. Он казнил одного предателя, чтобы заставить остальных спокойно сдаться.
Внезапно почувствовав смертельную усталость, Келсон, все еще не уверенный в своей правоте, сел, не обращая внимания на боль, запульсировавшую в его висках.
– Я все-таки должен был попытаться сделать так, чтобы он предстал перед судом.
– Он сам так решил, Сир.
– Но…
– Келсон, он же знал, что в любом случае умрет! – присев рядом, сказал Эван, взяв короля за руку и глядя ему в глаза. – Подумай сам. Он был тяжело ранен. Он был схвачен во время мятежа, все сыновья его погибли. Думаешь, он не знал, что его ждет? Разве не лучше умереть с мечом в руке, чем предстать перед судом и быть казненным за измену? Разве стрела хуже веревки или меча палача, я уж не говорю о четвертовании…
Келсон сглотнул и уставился глазами в землю. – Я… не думал о случившемся с этой стороны, – признал он.
– Я так и понял, – сказал Эван. – Это непросто – стать королем, пока еще растешь, правда, парень? Если тебе станет от этого легче, твоему отцу – да упокоит Господь его душу – было ничуть не легче.
Келсон слабо улыбнулся. – Я думаю, это очень непросто.
– Тогда не будем больше об этом.
Келсон кивнул и глубоко вздохнул, чувствуя, что слова Эвана сняли груз с его плеч. Разумом он понимал, что старый герцог прав, несмотря на то, что ему самому хотелось, чтобы все было иначе.
Но тут он подумал о Лорисе, который послужил причиной нынешнего положения дел, и, сжав зубы, поднял взгляд на Эвана.
– Да, Эван, Вы правы, – сказал он. – Но я знаю кое-кого, кто виноват в случившемся сегодня куда больше Сикарда. Где Лорис?
– Под стражей, Сир, – быстро сказал Кардиель, опуская руки на плечи Келсона, когда король собрался было вскочить на ноги. – Горони тоже. Но я думаю, что будет лучше, если Вы встретитесь с ними утром.
Серые глаза Келсона стали темными и холодными, и он почувствовал, что несмотря на то, что он совершенно не пользовался своими деринийскими возможностями, Кардиель еле заставил себя встретиться с ним взглядом.
– Я видел Горони и смог удержаться от того, чтобы убить его, – спокойно сказал он. – В чем дело? Или Вы считаете, что Лорис – слишком большое искушение?
– Сир, Эдмунд Лорис способен даже святого довести до святотатства, – ответил Кардиель. – Зная, что он сотворил с Дунканом, и что он сделал Генри Истелином, я не уверен даже в самом себе.
– Томас, я не собираюсь убивать его без суда! Кстати, я не стану мучать своих пленников, как бы ни было велико искушение.
– Никто и не говорит, Сир, что Вы это сделаете.
– Тогда почему бы мне не посмотреть на него прямо сейчас?
Кардиель, не обращая внимания на твердый взгляд Келсона, расправил плечи, показывая, что его не так-то легко поймать, и Келсон отвел глаза, сожалея о своей вспышке.
– Вы ведь не боитесь меня, правда? – прошептал он.
– Нет, Сир. Во всяком случае, за себя.
– Государь, а ведь архиепископ прав, – вставил Эван, присевший на корточки, чтобы лучше слышать короля. – Почему бы не подождать до утра? Для людей вроде Лориса и Горони сам факт того, что они попали в руки Дерини, подобен пытке. Пусть немного помучаются! Чем дольше ты заставишь их ждать, гадая о том, что ты с ними сделаешь, тем меньше они будут сопротивляться.
Вновь поразившись логике Эвана, Келсон посмотрел на полог палатки.
– Хотел бы я иметь такую возможность, Эван.
– А почему нет?
– Мне надо знать, куда скрылась Кайтрина. Вы же понимаете, что эта война не кончится, пока ее не схватят.
– Ах, ну, если это все, что тебя беспокоит, – сказал Эван, хитро усмехнувшись в свою рыжую бороду, когда Келсон повернулся, чтобы посмотреть на него, – то вези их в Лаас и суди там. Она там.
– Кайтрина?
– Ага. С ней Джудаель да немногие оставшиеся мятежники – и твои епископы, Кардиель.
– Но как Вы узнали?
Эван фыркнул. – Ты, парень, верно, думаешь, что только Дерини могут заставить пленных говорить? Или ты считаешь, что Лорис и Горони – единственные, кого мы взяли в плен?
– Нет, но…
– Поверь мне, Кайтрина в Лаасе. Я не стал бы говорить, если бы не был уверен.
– Тогда мы выступаем рано утром, – сказал Келсон, снова пытаясь встать.
– Нет, Сир, завтра мы дадим армии отдохнуть и отправимся к Лаасу послезавтра.
– Но она может сбежать…
Эван покачал головой. – Она не сбежит, – сказал он. – Она даже не станет сопротивляться, если ты поступишь с ней так же, как поступил с Сикардом.
– Вы хотите сказать, что ее тоже надо пристрелить? – спросил потрясенный Кардиель.
– Не. Зачем ей драться, раз все ее дети погибли, а муж убит? Запомни мои слова, государь. Она не станет драться. А твоей армии нужен отдых. Да и королю тоже нужно отдохнуть.
– Есть куча дел, которые нужно сделать, – упрямо сказал Келсон, начиная застегивать свои доспехи. – Мне надо отправить донесения в Ремут и…