Подобная дерзость взбесила Келсона, и он уже готов был и вправду применить силу. Он почти онемел от гнева, его серые глаза сузились в сосредоточении, он прижал стиснутые кулаки к поясу и быстро глянул на Моргана, а потом снова на Росану.
— Я ищу не мести, миледи, но правосудия, — возразил король, и голос его прозвучал низко от обуревавших Келсона чувств. — «О Боже, по твоей милости я король, и твоей милостью я сын короля». Вы думаете, миледи, только вы можете цитировать Писание в споре?
Ее рот приоткрылся от изумления. Росана явно не ожидала подобного ответа. Она отвернулась было от короля, но он схватил ее за плечо и развернул к себе лицом.
— Вы можете повернуться спиной ко мне, миледи, но вы не сможете повернуться спиной к Священному Писанию — если вы хоть немного уважаете то, что говорится в нем, — гневно сказал он, — «Пусть наша сила станет законом», — снова процитировал он. — «Потому что у слабых нет другой защиты». Я желаю наказать его по закону, Росана. Я не позволю ничего другого в своем королевстве.
— Отпустите меня, милорд! — холодно произнесла девушка. — Отпустите, если уважаете то платье, которое я ношу!
Он вздохнул и выпустил ее руку, чувствуя, что она взяла верх, но когда он чуть обернулся, чтобы посмотреть на безвольную Джаннивер и все еще стоявшего в дверях Моргана, он понял, что не может оставить это просто так. Не может.
— Я еще раз прошу вас, миледи… ради нее, — тихо сказал он.
— Нет, милорд. Она находится под моей защитой. Ее больше некому защитить.
— Тогда, если вы не хотите, чтобы я напрямую прочел ее память, сделайте это сами, — умоляюще произнес Келсон, хватаясь за самую слабую надежду. — А потом позвольте мне прочитать в вашем уме то, что вы сочтете допустимым. Я знаю, что прошу слишком много, но для меня очень важно найти того, кто сделал это — все это!
И он взмахнул рукой, одним жестом охватывая весь монастырь, стараясь всей силой мысли дотянуться до девушки, — и она вдруг отпрянула, словно он ударил ее. Сморщившись, она снова отвернулась, склонив голову и прижав сложенные руки к губам, словно молясь. Но когда она снова повернулась к Келсону, напряжение отчасти оставило ее.
— Я… я на время забыла о полной картине событий, милорд, — мягко сказала она, стараясь не встречаться взглядом с королем. — Я… я забыла, как много других людей пострадало от рук тех, кто сделал это… — Она снова склонила голову. — Я сделаю то, чего вы хотите, но я… я должна попросить об уединении. Герцог Аларик, я вовсе не хочу проявить неуважение к вам, но… для меня это очень трудно. Не сама по себе процедура, а…
— Я понимаю, — пробормотал Морган, коротко кланяясь девушке, а затем переводя взгляд на короля. — Мне подождать снаружи, мой принц?
— Нет, возвращайся в шатер, — ответил Келсон, не сводя глаз с Росаны. — Я скоро буду.
Когда Морган вышел, закрыв за собой дверь, Росана вздохнула и шагнула к Джаннивер, неожиданно став похожей на испуганного ребенка, хрупкого и ранимого. Она опустилась на каменный пол рядом с низкой постелью. Келсон хотел подойти к ней, но она поняла его намерение и покачала головой, а затем чуть шевельнула рукой, останавливая его.
— Прошу, милорд, я должна сделать это одна, — прошептала она; ее лицо в свете единственной свечи казалось вытянутым. — Не пытайтесь мне помочь, ни мне, ни ее высочеству. Она разгневается и испугается, и будет очень смущена, если хотя бы заподозрит, что я узнала о том, что ей пришлось перенести. Прикосновение к уму — это куда более интимно, чем любое насилие над телом. Когда я закончу, я покажу вам то, что вас касается.
Келсон лишь кивнул и осторожно сел на приступку у алтаря. Сдерживая дыхание, он наблюдал за тем, как Росана взяла обеими руками руку Джаннивер. Он почувствовал, как девушка входит в транс, и был готов в любое мгновение вступить в контакт.
Потом глаза Росаны закрылись, она вздрогнула, покачала головой, наклонилась и прижалась лбом к мягкому краю постели… ее плечи тряслись, она молча переживала то, что видела.
Келсону хотелось прикоснуться к ней и самому увидеть все это, но данное обещание удерживало его на месте. Когда она наконец подняла голову и посмотрела на него, ее лицо было смертельно бледным, а глаза полны слез. Но вот она, казалось, овладела собой и осторожно положила руку Джаннивер на одеяло, нежно погладила спящую девушку по голове и снова посмотрела на короля.
— Я и не ожидала, конечно, что ей известно его имя, — тихо сказала она. — Так что тут нет ничего удивительного. Но я могу показать вам его лицо… и герб на его плаще. Этого будет достаточно?
Келсон кивнул, не решаясь заговорить.
— Хорошо. Дайте мне вашу руку, — сказала она, протягивая свою руку королю.
Он подошел к ней и опустился рядом с ней на корточки. Рука Росаны была холодной и неподвижной, кожа мягкой, не то что мозолистая королевская ладонь. Когда их глаза встретились, он снял свою внешнюю защиту и позволил своему уму беспрепятственно течь к Росане, зная, что малейший контроль может лишь помешать в эту минуту, — но готовый при необходимости в любое миг прервать связь.
Отдавшись потоку ее призыва, он почувствовал, как тает внешний мир, как его поле его зрения сузилось — и вот он уже видит только ее глаза. А потом и они исчезли — король опустил веки и провалился в пустоту, и в этой пустоте внезапно возникла некая точка, превратившаяся в человеческую фигуру…
…Этот мужчина был бы очень хорош собой, если бы его лицо не искажали ярость и похоть. Он был молод… пожалуй, лишь немного старше самой Джаннивер… но лишь одно впечатление просочилось сквозь ужас, охвативший девушку: каштановые волосы, подстриженные на солдатский манер, мокрые от пота, под откинутой бармицей на худых плечах… влажный рот, кривящийся в крике, проклинающий священников и необходимость повиноваться им…
Карие глаза горели безумием, когда мужчина смотрел на свою жертву. Келсон ощутил отзвук ужаса Джаннивер, переданный ему Росаной…
Лишь когда рука мужчины схватилась за пряжку поясного ремня, расстегивая его, и Келсона едва не лишило воли нахлынувшее вдруг головокружение, — он сумел прорваться сквозь воспоминания Джаннивер и собственным взглядом увидеть гербы на плаще мужчины: золотые и серебряные клетки, и танцующий медведь, и алые поля старой суверенной Меары… все отличия старшего сына.
Глава IX
Она вошла в душу слуги Господина, и выстояла перед ужасными королями.[10]
Та часть сознания Келсона, которая оставалась бесстрастной и наблюдающей, сразу узнала того, кто напал на Джаннивер. Келсон никогда не встречался лицом к лицу с Ителом Меарским, но лишь Ител мог носить все эти гербы. Та часть Келсона, что оставалась королем и вершителем правосудия, с ледяным спокойствием запомнила лицо и прочие признаки отличия.
Но та часть Келсона, которая воспринимала чувства Джаннивер, в которой ожили воспоминания о нападении Итела, не знала, что одетый в доспехи молодой мужчина, швырнувший ее на землю, был принцем-бунтовщиком… в этой части сознания существовали только страх, боль, борьба…
Но ведь Келсон воспринимал только часть ощущений Джаннивер, то малое, что передала ему Росана… однако и эта малость была настолько сильна, что Келсона на мгновение парализовало, и он не в силах был прервать связь… и не смог бы этого сделать, далее если бы от этого зависела его жизнь.
К тому моменту, когда Росана закончила передачу, сердце Келсона колотилось, как сумасшедшее, переполненное отраженным ужасом Джаннивер. Он обливался потом, задыхался, его рука так вцепилась в руку Росаны, что какая-то часть его сознания изумилась тому, что девушка не кричит от боли.
Застонав, он заставил себя оторваться от Росаны, схватился руками за голову и почти упал на алтарную приступку, — и долго лежал так, дрожа, с бешено бьющимся сердцем, жадно хватая воздух открытым ртом и пытаясь восстановить умственное равновесие.
Постепенно ему это удалось. Но когда его голова прояснилась, а сердце стало биться как обычно, он понял, что Росана не только передала ему те сведения, о которых он просил, хотя и куда более энергично, чем он мог вообразить, — но также и отзвук собственной реакции на насилие, — и вместе с тем, почти сама того не желая, прикоснулась к нему собственной душой. Когда он поднялся и посмотрел на нее, он почувствовал, что оба они потрясены этим мимолетным соприкосновением.