Куни молча слушал споры, а когда наконец его советники умолкли, тихо, но твердо сказал:
– Мы с Матой братья. Я не совершил ничего плохого. Почему же нельзя просто сказать правду?
– О какой правде ты говоришь? – возразил Кого Йелу. – Любые действия можно интерпретировать множеством способов, и имеет значение лишь то, как это выглядит, а не то, что имелось в виду на самом деле.
– А ты уверен, что никогда не думал, как бы самому стать королем Гэфики? – спросил Луан Цзиа. – Неужели ни разу не испытывал искушения?
Куни вспомнил, как вел себя во дворце, и со вздохом проговорил:
– Луан Цзиа прав: у меня нет выбора – придется смиренно просить у Маты Цзинду прощения и молиться о лучшем исходе.
Чтобы показать, что искренне раскаивается и не представляет для Маты никакой опасности, Куни взял с собой только Луана Цзиа и Мюна Сакри.
– Ты выбрал мозг и мускулы, – со смехом заметил Мюн. – Больше тебе ничего не нужно.
Куни оставил Кого Йелу во главе своего отряда в лагере на берегу озера Тутутика с указанием, что, если к вечеру не вернется, они должны отойти к Дзуди.
Лагерь Маты находился на окраине Пана, на холме у реки, снабжавшей город водой. Пожары в Пане практически прекратились, но тучи дыма все еще висели над улицами и сгоревшими домами, что несколько портило праздничное настроение.
Солдаты в новенькой форме выстроились у входа в лагерь, вооруженные блестящими копьями и новыми луками из имперского арсенала. На Куни и двух его спутников они взирали с презрением. Куни почувствовал, как у него на затылке встают волосы: инстинкт подсказывал, что надо бежать обратно к лагерю у озера Тутутика, приказать своим людям оседлать лошадей и немедленно покинуть окрестности Пана, – однако Луан Цзиа положил руку ему на плечо, и, глубоко вздохнув, он продолжил долгий путь по лагерю Маты Цзинду.
Самый большой шатер в лагере превратили в праздничный зал. Низкие столы стояли рядами, за ними хватило места всем аристократам и командирам, представлявшим Шесть королевств. В самом конце, на платформе, поставили отдельный стол для маршала Цзинду и его самых почетных гостей. Король Туфи прислал своего посла, но его сознательно не пригласили на помост.
Куни отметил, что их с Луаном посадили у самого входа, подальше от почетных гостей, а Мюну и вовсе не хватило места, так что ему пришлось остаться снаружи, вместе с телохранителями и другими, менее достойными последователями Маты Цзинду.
– Хозяин не намерен притворяться радушным, верно? – заметил Луан.
Куни беспомощно улыбнулся и сел на землю в позе такридо. Его переполняла тревога, но он не собирался портить себе удовольствие от вкусной еды и хорошего вина. Вскоре он уже пил вместе с остальными аристократами и наслаждался сочным мясом, как если бы находился на собственной пирушке в Дзуди.
– Достойные господа Дара! – Мата поднял кубок для первого тоста. – В течение полутора лет мы не покидали седла и спали под открытым небом, но нам удалось уничтожить зло, империю Ксана, что еще совсем недавно казалось невозможным!
– Верно! Верно!
Мата залпом осушил кубок и отбросил в сторону.
– Тем не менее не все мы сражались как единое целое. В то время как мы с братьями приняли тяжесть самого мощного удара империи на себя, другие вели себя точно мыши, которые крадут угощение, пока гости заняты разговором. Как бы вы поступили с такими?
Собравшиеся лорды молчали, никто не осмеливался посмотреть в сторону Куни Гару, и тогда он встал.
– Брат, позволь поздравить тебя с великой победой. Волчья Лапа будет жить в воспоминаниях людей как вечный пример доблести и отваги – то был день, когда боги сошли на землю. Твою славу никто не сможет превзойти. Мое сердце переполняет радость, когда я вспоминаю, что когда-то мы рядом стояли на стенах Дзуди.
Слуга принес Мате новый кубок с вином, но тот его не взял. Кое-кто из гостей уже начал было поднимать свой после слов Куни Гару, но тут же опускал, едва заметив, куда дует ветер. Куни было неловко ждать, и он выпил в одиночестве.
– Куни Гару, ты осознал свою ошибку? – раздался голос Маты Цзинду.
– Если я тебя обидел, брат, позволь в присутствии собравшихся здесь господ принести свои смиренные извинения. Твоя грандиозная победа на Волчьей Лапе позволила мне использовать ситуацию для удара в сердце империи, и я сделал это ради победы нашего восстания и ради тебя.
– Не называй меня братом! Тебя соблазнили слава и богатства, ты воспользовался тем, что империя отдала все силы борьбе с моей армией, и при помощи грязного обмана захватил Пан, присвоил себе сокровища дворца и так манипулировал сердцами жителей Пана и Гэфики, чтобы они поддержали твое желание взойти на трон. Присвоив лавры победителя, лишив куда более отважных и достойных заслуженной награды, ты проявил безрассудство и поставил своих людей охранять перевал Токо, чтобы не впустить в Пан других лидеров восстания, словно стал первым среди нас. Ты отрицаешь эти обвинения?