Когда император отдавал приказ, его голос звучал неумолимо и холодно:
– Найдите этого человека, найдите любой ценой, даже если для этого придется уничтожить все дома в Дзуди и сжечь все поместья аристократов Хаана, и доставьте ко мне.
Глава 2
Мата Цзинду
Фарун, острова Туноа, девятый месяц четырнадцатого года правления Единых Сияющих Небес
Лишь немногие могли догадаться, что человек, возвышающийся над шумной толпой на краю городской площади Фаруна, всего лишь юноша четырнадцати лет. Толкавшиеся горожане держались на почтительном расстоянии от мощной мускулистой фигуры Маты Цзинду, рост которого составлял семь с половиной футов.
– Они тебя боятся, – с гордостью сказал дядя юноши, Фин Цзинду, потом заглянул в лицо Маты и вздохнул: – Как жаль, что твои отец и дед не могут видеть тебя сегодня.
Юноша кивнул, но ничего не ответил, возвышаясь поверх голов волнующейся толпы, точно журавль среди куликов. У большинства жителей Кокру были карие глаза, а у Маты – угольно-черные, с необычными двойными зрачками, которые испускали слабый свет. Это очень редкое качество многие считали волшебством.
Глаза с двойными зрачками позволяли Мате видеть лучше большинства других людей, и сейчас, когда он всматривался в горизонт, его взгляд остановился на темной каменной башне на окраине города. Она стояла рядом с морем, похожая на кинжал, вонзенный в каменный берег. Мата с трудом различал большие окна в форме арок, находившиеся у вершины башни, рамы которых украшали два резных ворона, черный и белый: их клювы встречались в высшей точке арки, поддерживавшей каменную хризантему с тысячей лепестков.
Это была главная башня наследного замка клана Цзинду, но сейчас в нем жил Датун Затома, командующий гарнизоном Ксаны, охранявшим Фарун. Мате Цзинду не хотелось думать о простолюдине, который даже не был воином, – обычный писарь, занявший древние залы замка, по праву принадлежавшего его семье.
Мата заставил себя вернуться к настоящему, наклонился и прошептал на ухо Фину:
– Я хочу подойти поближе.
Императорская процессия только что прибыла в Туноа морем из южной части Большого острова, где, по слухам, неподалеку от Дзуди на императора было совершено покушение. Когда Мата и Фин начали пробираться вперед, толпа расступалась перед Матой, как вода перед носом корабля.
Они остановились, немного не доходя до первого ряда, и Мата сгорбился, чтобы не выделяться и не привлекать внимание стражи.
– Они здесь! – закричали в толпе, когда воздушные корабли вынырнули из облаков и на горизонте показалась верхушка трона-пагоды.
Пока горожане громкими криками приветствовали красивых танцовщиц и аплодировали отважным солдатам, Мата Цзинду искал глазами императора Мапидэрэ, повторяя себе, что наконец-то увидит своего врага.
Теперь стена солдат окружала верхнюю часть пагоды со стрелами и обнаженными мечами наготове. Император сидел в плотном кольце воинов, и зрителям лишь изредка удавалось разглядеть его лицо.
Мата представлял себе старика, обрюзгшего и растолстевшего от излишеств и самодовольства, но сквозь стену солдат, как сквозь вуаль, видел изможденную фигуру с жесткими, лишенными выражения глазами.
«Как он одинок, высоко над всеми, в своем бесподобном великолепии. И как ему страшно…»
Фин и Мата переглянулись, и каждый увидел в глазах другого смесь скорби и тлеющей ненависти. Фину не требовалось ничего говорить: дядины слова: «Не забывай!» – навечно врезались в память.
В прежние времена, когда император Мапидэрэ был еще юным правителем Ксаны и его армия разбила наголову слабеющие силы Шести королевств на земле, море и в воздухе, на его пути остался всего один человек: Дадзу Цзинду, герцог Туноа и маршал Кокру.
Из поколения в поколение клан Цзинду обеспечивал Кокру талантливыми военачальниками. В молодости, в отличие от других, Дадзу был тощим и болезненным, поэтому отец с дедом решили отправить его на север, подальше от семейных владений на островах Туноа, чтобы прошел обучение у легендарного фехтовальщика Медо на островах Яйца Шелкопряда, в другом конце Дара.
Увидев Дадзу, мастер покачал головой и сказал: «Я слишком стар, а ты – чересчур мал. Многие годы я не брал учеников, не возьму и сейчас. Уходи, дай дожить последние годы в мире и покое».
Но Дадзу не ушел: десять дней и десять ночей, отказываясь от воды и пищи, утоляя жажду дождевой водой, простоял он на коленях возле дома Медо. На одиннадцатый день, когда юноша упал на землю, его настойчивость тронула сердце Медо, и он сдался.