Мата Цзинду согласно кивнул: Куни Гару произнес вслух то, о чем он и сам думал.
– Но не следует забывать и о моральном аспекте, – продолжил Куни. – Если вы отдадите весь север Кокру Намену и он снова станет принадлежать Ксане, жителей городов ждет суровая расплата за то, что пошли за Кримой, Шигином и королем Туфи. Если мы бросим этих людей на произвол судьбы, если сделаем их жертвами абстрактной стратегии, они перестанут поддерживать наше дело. Под знамена Кримы и Шигина, а потом короля Туфи они встали потому, что поверили: без империи их жизнь станет лучше. Некоторые из нас положили много сил на то, чтобы эта мечта сбылась, и я считаю, что мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помешать Намену ее уничтожить.
Фин задумался над словами гостя. Его беспокоило, что племянник слишком горяч, для того чтобы командовать армией, но этот Куни Гару казался вполне здравомыслящим и мог бы стать отличным дополнением к храбрости и воинственному пылу Маты.
Наконец он принял решение.
– Хорошо, я дам Мате пять тысяч человек, но вы отправитесь вместе с ним как второй командир. Не подведите меня. Я же тем временем буду продолжать набирать и тренировать добровольцев, чтобы усилить наши позиции здесь. Чем дольше вам удастся задерживать Намена, тем больше шансов, что я смогу прийти к вам на помощь и снять блокаду.
Джиа решила остаться в Сарузе из-за своего положения, и Фин обещал заботиться о ней, как о родной дочери.
– Будь осторожен, – напутствовала она мужа, изо всех сил пытаясь выглядеть храброй.
– Тебе не о чем беспокоиться: я никогда не рискую зря… ну если только меня не опаивают травами.
Джиа рассмеялась, и Куни подумал: как она красива сейчас, с мокрыми от слез щеками, точно персиковое дерево после дождя. А она смущенно добавила:
– Кроме того, уже совсем скоро появится маленький Гару.
Они еще долго молча держались за руки, до самого восхода, до тех пор, когда уже больше нельзя было делать вид, что вокруг никого нет, что не слышат людей и лошадей, готовящихся выступить в поход. Куни крепко поцеловал жену и, не оглядываясь на маленькую хижину, в которой ее поселили, вскочил в седло.
Возвращение в Дзуди заняло гораздо меньше времени, чем дорога в Сарузу: на лошадях передвигаться значительно быстрее.
Куни улыбнулся Тану, который ехал с ним рядом:
– Надеюсь, теперь мне не придется выслушивать твои жалобы на то, что нам нужны лошади, – по крайней мере, некоторое время.
Тан ничего не ответил, потому что не мог отвести взгляд от Рефироа, необычного жеребца, который, казалось, был родом из другого мира. Тан не мог поверить, что такая лошадь существует в природе, и меньше всего – что на ней кто-то ездит. Ему отчаянно хотелось познакомиться с Рефироа поближе, когда у него появится такая возможность.
Как только в пыли, поднятой копытами лошадей, стали проступать красные знамена Кокру, солдаты, стоявшие на стенах Дзуди, тут же переметнулись на другую сторону. Возможно, генерал Намен и мог одержать победу, но имперскую армию пока никто не видел, а войско короля Туфи уже стояло у ворот. Лейтенанта Досу быстро поймали и связали, флаги, висевшие на стенах, поменяли, и теперь они соответствовали тем, что развевались над армией, приближавшейся к Дзуди по дороге. (Однако солдаты, охранявшие стены, аккуратно сложили и спрятали белые имперские знамена: мало ли как изменятся обстоятельства – следует быть готовым ко всему.)
Мата Цзинду был в полной боевой кольчуге, а На-ароэнна и его спутница Кровавая Пасть висели у него на спине. Перед тем как они выступили, Куни попросил разрешения посмотреть необычный меч, но тот оказался таким тяжелым, что он с трудом смог поднять его обеими руками – даже язык высунул, потешаясь над своими попытками, – и вернул Мате.
– Даже через сто лет упорных тренировок мне не стать таким воином, как вы.
Мата кивнул, принимая похвалу, но ничего не ответил, потому что видел: Куни искренне восхищен, а не пытается завоевать его расположение. Только сильный человек способен признать свои слабости.
По сравнению с огромным конем Маты, Рефироа, остальные лошади казались карликами, как и люди рядом с самим Матой. Он натянул поводья, сдерживая недовольство из-за того, что приходится ожидать остальных. Куни Гару, переодевшийся в дорожную тунику, ехал рядом с Матой на старом белом мерине, который всю свою жизнь был ломовой лошадью и на фоне Рефироа походил на пони или ослика, однако у него имелось одно серьезное достоинство: покладистость. Куни был не самым умелым наездником, поэтому данное качество позволяло ему чувствовать себя в безопасности.