Следующим был Мюн Сакри, который, не задумываясь, сравнил себя с колючим кактусом.
За это все выпили без споров и возражений.
– Все дело в твоей бороде, дружище Мюн, – заявил Тан Каруконо. – Я уверен: если бы ты попытался поцеловать кого-нибудь, то проделал бы дюжину дырок в губах несчастного.
– Глупости! – возмутился Мюн и нахмурился.
– А почему еще тот паренек у городских ворот пытается спрятаться всякий раз, когда ты приходишь с подарками? Тебе бы следовало попробовать побриться.
Щеки Мюна стали пунцовыми, и он пробормотал:
– Я не понимаю, о чем ты.
– Половина города знает, что он тебе нравится, – не отступал Тан. – Ты, конечно, мясник, но это вовсе не значит, что ты должен всегда выглядеть как мясник.
– С каких это пор ты стал знатоком любви?
– Ладно, – со смехом вмешался Куни. – Мюн, давай я представлю тебя тому юноше? Сомневаюсь, что он сбежит, если его пригласит герцог.
Мюн, щеки которого продолжали пылать, с благодарностью кивнул.
Кого Йелу сравнил себя с расчетливой и терпеливой мухоловкой.
– Нет-нет, – сказал Куни и энергично покачал головой. – Я не могу допустить, чтобы ты до такой степени себя недооценивал. Ты надежный и крепкий бамбук, на котором держатся все гражданские службы Дзуди, – сильный, гибкий, обладающий сердцем, не знающим эгоизма. Тебе придется выпить.
Теперь пришла очередь Куни Гару. Он встал, облапал вдову Васу, которая проходила мимо с подносом, уставленным кружками, за талию, а когда она со смехом высвободилась, успел выхватить из-за ее уха одуванчик и показал всем.
– Лорд Гару, вы сравниваете себя с сорняком? – нахмурившись, спросил Кого Йелу.
– Это не простой сорняк, Когзи. Одуванчик – сильный цветок, значения которого люди не понимают. – Он вспомнил время своего ухаживания за Джиа, и на глаза ему навернулись слезы. – От него невозможно избавиться: стоит садовнику подумать, что наконец-то справился с ним и навсегда изгнал со своей лужайки, как проходит дождь и желтые цветы снова возвращаются. Однако в нем нет высокомерия: его цвет и запах никогда не перебивают другие цветы. Кроме того, он наделен множеством полезных свойств. Листья одуванчика обладают лечебными свойствами и очень вкусны. Корни разрыхляют землю, прокладывая путь другим, более нежным растениям. Но самое главное – это цветок, растущий на земле, но мечтающий о небе. Когда его семена подхватывает ветер, они уносятся в далекие дали и видят больше, чем любая изнеженная роза, тюльпан или ноготок.
– Исключительно точное сравнение, – сказал Кого и осушил свою кружку. – Мои знания об этом цветке, его понимание оказались слишком ограниченными.
Мата кивнул, соглашаясь, и тоже выпил, молча страдая, когда от обжигающей жидкости онемело горло.
– Ваша очередь, генерал Цзинду, – сказал Тан.
Мата колебался, потому что он не отличался остроумием и не слишком хорошо знал подобные игры. Опустив глаза и остановив взгляд на своих сапогах, где был изображен герб Цзинду, он неожиданно понял, что` должен сказать, и встал. И хоть всю ночь пил, он стоял на ногах твердо и уверенно, точно вековой дуб. В следующее мгновение Мата принялся хлопать в ладоши, чтобы задать ритм, и запел старую песню Туноа:
– Король цветов, – сказал Кого Йелу.
Мата кивнул.
Куни постукивал пальцами по столу, отбивая ритм песни, но, когда Мата замолчал, неохотно остановился, как будто наслаждался музыкой.
– «К тому времени, когда я расцвету, остальные уже умрут». И хотя здесь говорится об одиночестве, оно пробуждает великие и героические чувства, подобающие наследнику маршала Кокру. Песня прославляет хризантему, не называя имени цветка. Она великолепна.
– Цзинду всегда сравнивали себя с хризантемой, – сказал Мата.
Куни поклонился и осушил свою кружку, остальные последовали его примеру.
– Но, Куни, – проговорил Мата, – ты не до конца понял песню.
Куни удивленно на него посмотрел.
– Кто сказал, что она прославляет только хризантемы? Разве одуванчик не такого же цвета, брат?
Куни рассмеялся, и они с Матой пожали друг другу руки.