Солнце уже клонилось к закату, но даже в тени деревьев все дышало зноем и ароматом смол. Путь выдался неблизкий, и Эли несколько раз успела пожалеть, что поддалась любопытству, – пот стекал по лицу, перемешиваясь с пылью, волосы, скрученные в узел, прилипли к шее.
Ограда вокруг земель той самой усадьбы была так стара, что дубовые бревна почернели и покрылись темно-зелеными полосами мха. Эли без труда взобралась наверх, подоткнув серое линялое платье, а затем спрыгнула, очутившись в заросшем саду. Слухи не лгали: здесь и в самом деле появились люди – несколько сухих деревьев были срублены под корень.
Эли шла осторожно и тихо. Ни одна здешняя собака не залаяла – впрочем, собаки никогда на нее не лаяли и не рычали. Она не знала, на что именно хочет посмотреть, и не знала, зачем вообще пришла сюда.
Пожалуй, одна фея могла бы ей все объяснить, но время еще не пришло.
– Что ты тут делаешь? – строго, но беззлобно окрикнул ее юный голос. – Зачем сюда забралась?
Эли вздрогнула, повернулась и увидела, что с ней говорит юноша – ее ровесник.
…До того самого мгновения Эли была знакома с несколькими молодыми мужчинами из числа дальних и ближних соседей, но была настолько невнимательна к ним, что они от обиды относились к ней как к пустому месту, то есть отвечали ей тем же. Это одновременно и радовало, и огорчало ее родителей. Одерик говорил, что всё к добру и девушке, не забивающей свою голову любовными бреднями, никакое приворотное наваждение не страшно. Маргарета и Старая Хозяйка, напротив, считали, что будь Эли влюбчивее, то давно уже нашла бы себе жениха, а занятое обычной человеческой любовью сердце не вместит еще и любовь колдовскую.
Но эти споры, отголоски которых доносились то из одного угла дома, то из другого, не интересовали Эли – она считала их бессмыслицей, свойственной старшим людям, отчего-то утратившим способность видеть мир за пределами человеческих подворий. Ей искренне было невдомек, отчего нужно запоминать имена и лица скучных мальчишек? Ни один из них не умел говорить с лесными птицами, не возился с волчатами, не умел часами смотреть в озерную воду, где плавно кружили рыбы с алыми плавниками и шныряли изумрудные лягушки.
Но незнакомый юноша, рассматривающий ее с несколько высокомерной доброжелательностью, оказался совсем другим, и Эли не могла отвести от него глаз – и не могла произнести ни слова, хоть он терпеливо ждал ответа.
– Ты хотела что-то украсть? – спрашивал он хмурясь, и стало заметно, что выговор у него странный, нездешний. – Из-за голода? У тебя очень грязное платье и лицо все испачкано… Ты бродяжничаешь? Не бойся, я не стану звать слуг!
Разумеется, он принял ее за нищую воровку: что еще можно подумать о грязной, растрепанной девчонке? У него самого одежда была настолько чистой и аккуратной, что, казалось, вот-вот захрустит, как бумага! Рубашка была белоснежной, чулки – без единой морщинки, панталоны и жилет – идеально подогнаны по фигуре. Не слишком высокий, но отнюдь не низкорослый, стройный и широкоплечий, с гордой осанкой – пожалуй, такой Эли еще ни у кого не видела. Приятное открытое лицо с правильными чертами; он не улыбался, но Эли сразу поняла, что улыбка у него должна быть широкая и белозубая. И волнистые пепельные волосы расчесаны так тщательно, как сама Эли никогда в жизни не вычесывала ни одну из дворовых лошадей, не говоря уж о собственной копне…
– Ну же, не бойся! – терпеливо повторил незнакомец. – Я никому не расскажу, что застал тебя здесь. Если ты голодна, просто скажи об этом.
Но Эли, так и не найдя в себе сил заговорить, покачала головой, пятясь от него.
– Как тебя зовут? Ты умеешь говорить? Ты из этих мест?
Не дождавшись ответа, незнакомец шагнул вперед, и Эли, окончательно потеряв голову от волнения, бросилась бежать, да так быстро, что юноша только руками всплеснул от удивления – ему и в голову не приходило, что девчонки бывают настолько ловкими и проворными! Не успел он и глазом моргнуть, как она по-кошачьи перемахнула через ограду и была такова.
Про встречу эту ни он, ни она никому, разумеется, не рассказали. Но если юноша промолчал просто потому, что счел этот случай незначительным, то для Эли тот вечер стал воистину роковым. Из нее словно дух вышибло, и мать с отцом поначалу решили, что она разбилась, упав с лошади, или еще как-то ударилась. Действительно, Эли выглядела так, словно терпела какую-то постоянную боль, сосредоточившись лишь на том, чтобы не поддаться ей.
– Не заболела ли ты? – спрашивала Маргарета, но дочь упрямо качала головой и пыталась спрятаться от взглядов в самый дальний и темный угол.