– Да разве возможно ее не полюбить? – Старая Хозяйка возмущенно закрутила кончиком острого носа. – Пусть только расчешется как следует и умоет лицо – красивее девушки в наших краях не сыщешь! В рваном грязном платье и принцесса покажется простушкой, а Эли, если принарядится, будет не хуже иной принцессы. Люди вскоре забудут про ее чудачества. Семья наша точно не хуже прочих, а если составить вместе ваше поместье да мое, Эли – самая богатая наследница от земель Волчьего Воя до Черных Топей. Если тот мальчишка не сообразит, что лучшей невесты здесь ему не найти, – значит, он круглый дурак!
– А вот об этом мы ничего не знаем, – задумчиво заметил Одерик, по-прежнему не разделявший их бурной радости. – Что они за люди? Откуда сюда прибыли? Надолго ли собираются оставаться?
– Если мальчишка женится, то останутся надолго, куда ж им деваться тогда, – отрезала Старая Хозяйка. – Все, что можно, я разузнала: прибыли они с восточной стороны, денег при них ни много, ни мало. Слугам платят исправно, держатся благородно. Друг другу приходятся теткой и племянником, хотя кое-кто говорит, что родство у них неблизкое. Но совершенно точно они не выскочки из торгового сословия и не простолюдины. А что род их зовется непривычно нашему уху – так разве в том есть беда? Главное, чтобы кровь была хорошая!
И хоть Одерик видел в рассуждениях тещи известные недостатки, но смолчал, поскольку понимал, что легкомысленная торопливость эта происходит из страха перед проклятием. Долгие годы Маргарета и ее мать жили в ожидании неотвратимой кары – и теперь изо всех сил убеждали себя, что беды удалось избежать.
Ни одну здешнюю девушку не готовили к балу в таком волнении, как это было с семейством Эли. Маргарета не спала ночи напролет и все перешивала свое свадебное платье, про себя приговаривая: «Выйдет не хуже, чем подарок от феи!» – но при этом вздрагивала от каждого шороха за окном.
Старая Хозяйка по такому случаю одолжила зятю свою новую коляску – а она была самой нарядной в округе! – и десять раз повторила, чтобы в нее запрягли самых лучших лошадей: иное будет оскорбительно для столь великолепного средства передвижения.
И вот настал тот самый день. На прическу Эли потратили столько шпилек и лент, что она боялась лишний раз кивнуть или повернуть голову. Все эти дни и ночи лицо ей мазали то кремом от веснушек, то настойкой, сулящей фарфоровую гладкость кожи, то мазью, способствующей исключительно нежному цвету румянца. Но, честно сказать, почтенные секретные рецепты красоты мало что могли улучшить во внешности юной девушки, отродясь не знавшей никаких болезней (если не считать тех случаев, когда она объедалась вишнями или разбивала колени) и выросшей на свежем воздухе.
В своем пышном розовом платье Эли была невероятно мила. Любой бы улыбнулся, увидев столь очаровательное создание, да и сама она без конца улыбалась – то беспокойно, то счастливо. Возможно, в столице ее лицо сочли бы чересчур круглым, румянец – слишком ярким, а рост – недостаточно высоким, но мнение всех слуг было единогласным: принарядившаяся дочка Одерика и Маргареты оказалась самой завидной невестой на всю округу. Ну а что о новом облике Эли подумали ее лучшие друзья – птицы и звери, – знали только они сами. Все эти дни воробьи, голуби и вороны бились в окна, по вечерам лисы бесстрашно подходили к самой ограде усадьбы и жалобно тявкали, собаки выли, а коты скреблись в двери, тоскуя по прежним временам, но Эли ничего не видела и не слышала, поглощенная мечтами о будущем счастье.
К дому, где тем вечером давали бал, Одерик с семьей добрались безо всяких приключений. Стоило им только порог переступить, как все почтенные матери семейств принялись толкать своих мужей локтями в бок, а сыновей – в спину. И до того все знали, что за Эли дают хорошее приданое, однако никто не верил, что лесная чудачка когда-то согласится пойти под венец. Но теперь-то все стало предельно ясно: у девушки, не желающей замуж, глаза нипочем так ярко блестеть не будут! Хозяйка дома, госпожа Исабо, бросилась навстречу Одерику и Маргарете, всплескивая руками, точно не видала их десять лет и соскучилась больше, чем по своим родным детям. Вскоре пылающая румянцем Эли оказалась в самом центре большой гостиной, став, согласно расчетливой воле госпожи Исабо, главным ее украшением.
Юноши, в отличие от своих родительниц, отнеслись к преображению Эли с некоторой опаской, однако то один, то второй задерживали взгляд на ее милом личике, а затем, заслышав насмешки товарищей, краснели и бормотали, будто ничего особенного не видят и не собираются угождать сумасшедшей девице только потому, что та надела нарядное платье. В этом их охотно поддержали девушки, обиженные тем, как мало внимания им уделяют в сравнении с Эли. Впрочем, чуть позже и смущенные, и насмешничающие устроили настоящее сражение за право станцевать с дочерью Одерика и Маргареты первый танец. Маргарета раскраснелась еще сильнее дочери, а Одерик, напротив, помрачнел и заметил вслух, что ему больше нравились прежние выходы в свет, когда на них не смотрели с ненавистью десятки девичьих глаз.