Ее больше не стегали розгой и не понукали идти быстрее, но затишье это пугало куда больше прежних гневных окриков.
Когда ослепительно-золотые краски знойного дня начали уступать медовым, тягучим оттенкам вечера, путники остановились у обрывистого берега. Здесь лес отступал от реки, и ее излучины были хорошо видны.
Предводительница, недобро усмехаясь, бросила пару отрывистых приказов своим спутникам, и те неторопливо спешились. Эли стояла перед ними, угрюмо глядя в землю.
– Так что же, девочка, – сказала женщина, с трудом подбирая слова на чужом для нее языке. – Где твой мост? Я не вижу его!
– Он дальше, за поворотом, – ответила Эли, уже не надеясь, что ей кто-то поверит.
– Она лжет, – женщина тряхнула головой, словно прогоняя надоедливое насекомое; в голосе ее звучали и досада из-за заминки, и удовлетворение от собственной проницательности. – Необходимо узнать – отчего. Ты защищаешь людей из Тернового Шипа. Они знакомы тебе? Отвечай!
И так как Эли молчала, не поднимая взгляда на своих похитителей и всем видом показывая, что не собирается оправдываться или просить пощады, пожилая госпожа вновь отдала короткий приказ, резко взмахнув рукой. Наверняка это означало что-то вроде: «Схватить и пытать, пока не скажет правду!» Для того чтобы это понять, не требовалось знать множество наречий.
Чужакам все еще не хотелось прикасаться к Эли: все-таки подол ее юбки был усеян брызгами крови, а на пересохших губах запеклась темная корка. Но приказ есть приказ, и к тому же обрывать жизнь, которой и без того не суждено быть долгой, кажется делом не столь уж злодейским, – все эти рассуждения легко читались на темных, суровых лицах. Один из мужчин дернул за веревку, которой были связаны руки девушки, чтобы подтащить ее к себе. Но она вместо того, чтобы подчиниться, упрямо попятилась, прижимая руки к груди.
– Иди сюда! – крикнул он нахмурившись и дернул за веревку сильнее: кому понравится, когда и без того неприятное дело затягивается из-за несговорчивости жертвы?
– Тебе никуда не деться от нас! Ты думала, что за обман не придется платить?! – вспыльчиво выкрикнула и недобрая женщина. Непокорность была ей не по душе: в руках ее тут же появился хлыст, который она держала привычно и ловко; любой бы догадался, что даме не раз приходилось хлестать тех, кто вызвал ее недовольство. Она привыкла, что стоило ей только замахнуться, как в глазах жертвы появляется страх, а спина жалко горбится, ожидая удара. Но Эли, напротив, расправила плечи и вскинула голову, глядя прямо и смело.
– Не смейте поднимать на меня руку! – воскликнула она так яростно, что пожилая мучительница на мгновение растерялась, приняв непривычное ей бесстрашие за безумие. А Эли, не раздумывая, дернула веревку так сильно, что мужчина, удерживавший ее, от неожиданности разжал пальцы, невольно выругавшись.
– Держи ее! – крикнула тетушка, замахиваясь во второй раз. Но Эли уже сорвалась с места и в два прыжка оказалась у края обрыва. Берег над рекой был высок и крут, а вода в лесной реке – глубока и черна, оттого чужестранцам и в голову не пришло, что пленница может броситься вниз; не у каждого хватило бы мужества прыгнуть в воду с такой высоты даже со свободными руками. А руки Эли были всё еще связаны, и из-под туго намотанной веревки при каждом шаге летели темные брызги.
Эли постаралась оттолкнуться от края как можно сильнее, чтобы уйти в воду с головой. Ее пытались схватить, но она оказалась быстрее и храбрее, чем можно было бы ожидать от бледной невзрачной девчонки, кашлявшей кровью. У обрывистых берегов всегда таится множество омутов, и темная вода поглотила Эли с жадным глухим плеском.
Глава 11
Мужчины сердито закричали что-то друг другу, указывая вниз, – течение здесь было быстрым, блики солнца играли на струящейся воде. Предводительница маленького отряда тоже говорила громко и недовольно, от злости рассекая воздух хлыстом. Если бы Эли слышала их, то догадалась бы, что они уверены: глупая пакостливая девчонка утонула, туда ей и дорога! Кой черт дернул довериться какой-то мелкой полоумной нищенке!
– Должно быть, у нее от болезни помутился рассудок, – сказала в конце концов недобрая тетушка на своем родном наречии, качая головой. – Не стоило ее брать с собой! Мы шли за ней, а ее вела лихорадка. Непохоже, чтобы эта дорога вела к человеческому жилью. Пустая трата времени! Возвращаемся!
И чужестранцы, раздосадованные своей ошибкой, повернули обратно, подгоняя лошадей, – солнце клонилось к закату.