Он пытался расспросить, как ей удалось призвать оленей, которые до самого утра без устали несли их через темный лес куда-то вдаль, но она ответила, что не умеет повелевать животными, да и с чего бы им подчиняться приказам людей?
Тогда он хотел заговорить о магии – и вновь заслужил сердитый взгляд: Эли не любила волшебство. По крайней мере, то, что исходило от фей и прочего дивного народца, – и в том, как сердито и буднично она говорила обо всем этом, было больше чудесного, чем во всей предыдущей жизни Ашвина.
Все удивительное, что с ними происходило, она объясняла помощью леса, и ему пришлось принять этот простой ответ в надежде, что когда-нибудь Эли согласится рассказать подробнее. В любом слове, которое она произносила, он чувствовал обещание чего-то чудесного и таинственного, и порой ему казалось, будто все это – странный сон, от которого не хочется пробуждаться.
Еще недавно он пришел бы в ужас, если бы ему сказали, что нужно заночевать в лесу, под открытым небом. Но Эли спокойно и деловито показала ему, как сделать лежанку изо мха, веток и сухой травы под огромным выворотнем, – и Ашвин, засыпая, думал, что никогда еще не ощущал столь полного покоя и умиротворения. Ни ночная прохлада, ни голод, ни прочие неудобства отчего-то не беспокоили его так, как полагалось бы. Его спасительница пообещала, что позаботится о нем, – и ей он поверил, как никому до сих пор не верил.
От жилых мест Эли старалась держаться подальше, хоть всегда с грустью вздыхала, заслышав вдали лай дворовых собак или рев домашней скотины.
– Лес поможет мне спасти тебя, если мне самой на это недостанет сил, – как-то сказала она Ашвину, – но если мы выйдем к людям, то останемся без его защиты.
Юноша хотел было заметить, что люди иной раз тоже помогают друг другу в беде, но, увы, после предательства госпожи Кларизы он и сам не был уверен в верности этого утверждения. Впрочем, как-то раз, ближе к вечеру первого дня странствий, голод заставил их приблизиться к какому-то небольшому поселению; они почти было решились заговорить с кем-то из крестьян, чтобы попросить немного еды. Но стоило им только подойти к опушке леса, как у самых их ног промелькнула череда быстрых серых теней, а затем старый волк, замыкавший бег стаи, остановился и оскалился, глухо ворча на путников.
Ашвин побледнел, делая шаг назад, а Эли нахмурилась.
– Это предупреждение, – сказала она, проводив взглядом волка, последовавшего за своими собратьями. – Нам нельзя показываться людям. Твои враги всё еще здесь, и они ищут нас. На добрых людей мы навлечем беду, а с недобрыми нам лучше не встречаться…
И она печально, немного по-детски вздохнула, как будто до недавних пор ей никогда не приходилось задумываться о существовании злых людей.
Но так как животы у них от голода урчали едва ли не громче, чем недавний волк, просто так уйти от деревни они не могли.
– Послушай, – сказал Ашвин, – ведь ты можешь пробраться туда в темноте и украсть что-нибудь из еды? Наверняка ты умеешь это делать! Я видел, как ты управляешься со сторожевыми псами, они не тронут тебя…
Но Эли вместо того, чтобы согласиться, посмотрела на него смущенно и даже несколько обиженно.
– Я никогда еще не воровала, – ответила она. – И уже говорила тебе, что мои родители – честные люди, а не какие-то лесные злодеи, учившие меня своему ремеслу с детства. Но, наверное, ничего иного нам не остается. Нельзя путешествовать без еды. И без ножа. Большой город слишком далеко…
Смутился и Ашвин – он ведь тоже ничего не понимал в воровском деле, и в том, чтобы подталкивать Эли к преступлению, совершить которое ему самому недостало бы ловкости, определенно ощущалось нечто постыдное. Но она, казалось, не держала на юношу обиды – лишь огорчалась, что ради доброй цели приходится поступать нечестно, и путаница эта нарушала ее ясную и простую картину мира.
Еще до наступления полуночи она вернулась, принеся с собой целый узел добычи из деревенских погребов, нож, веревку и еще кое-что из вещей, полезных в путешествии. Как и говорил Ашвин, ни один деревенский пес не подал голоса, пока Эли шныряла по дворам и кладовым.
Затем юноша узнал, что девушка умеет охотиться, и поначалу это его удивляло: как в одном человеке может уживаться безмерная любовь к животным и способность ловко освежевать зайца? Но Эли, выслушав его неловкие вопросы, лишь недоуменно улыбнулась и сказала:
– Но в лесу всегда кто-то охотится на кого-то! Иначе быть не может. Я же делаю это не для забавы, а для того, чтобы мы могли выжить, – так поступают все обитатели леса. Да и в домах кошки охотятся на мышей, и я иной раз спасала мышек от их когтей, но знаю, что так уж устроена жизнь и кошка вовсе не злодейка, как не злодеи волки и лисы…