– Это и восхитительно, и жутко одновременно! – заметил Ашвин, принюхиваясь к головокружительно-сладкому аромату.
– В этом вся суть волшебства фей, – со вздохом согласилась Эли.
– Быть может, не следует убегать? – с сомнением спросил юноша, в котором говорили одновременно усталость, любопытство и тоска по свежеиспеченным пирогам. – Если мы не можем от него уйти, то не остается ничего другого…
– Нет! – резко оборвала его рассуждения Эли. – Ни за что я не ступлю на порог проклятого дома! Феи могущественны, но не всесильны. Иначе они давно бы нас изловили! Если мы сами не отдадим себя в их руки, они не смогут нас схватить. Это хитрая ловушка, и нужно как следует пораскинуть мозгами, чтобы ее избежать. Подождем до утра. Лес подаст мне знак, ведь он не зря предупреждал меня сегодня об опасности…
Она говорила растерянно, вспыльчиво, и Ашвин не решился с ней спорить, хотя до сих пор не до конца верил, что дело именно в волшебстве, а не в том, что они заблудились и устали. Разве не бывает так, что люди ходят в лесу по кругу, сбившись с пути? Разве означает это, будто нужно непременно верить в фей, проклятия и принцев, назначенных самой судьбой для несчастной любви? Признаться честно, с недавних пор юноше вовсе не хотелось, чтобы сказки оказались правдой…
Но не успел он спросить у Эли, где сегодня они остановятся на ночлег, – или же будут ходить взад-вперед по дороге всю ночь напролет? – как вдруг она, сделав шаг, вскрикнула и схватила себя за босую ногу.
– Что случилось? – Ашвин бросился к ней.
– Я наступила на что-то острое и поранилась, – ответила Эли, глядя на свою окровавленную пятку с удивлением человека, который привык безо всякого ущерба ходить босиком день-деньской.
Вскоре из раны совместными усилиями был извлечен хрустальный осколок, который даже в тусклом вечернем свете искрился и сверкал ярче алмазной крошки.
– Но как он здесь очутился? – удивился Ашвин, окидывая взглядом заросшую лесную тропу.
Эли ничего не ответила, глядя на сверкающий хрусталь затравленно и зло, – о, ей было хорошо известно, откуда появляются такие осколки! Хрустальные туфельки, которые в гневе разбивают феи, рассыпаются на сотни блестящих брызг с острыми, как лезвие ножа, кромками.
– Это часть ловушки, – сказала она, чувствуя, как начинает кружиться голова. – Послушай меня, Ашвин! Это очень важно… Что бы со мной ни случилось… что бы ни случилось… нельзя… не…
И она, тихо вздохнув, медленно опустилась в траву, закрыв глаза.
Нельзя сказать, будто Ашвин не догадался, о чем предупреждает его Эли. Последние несколько часов они только и делали, что спорили из-за домика, увитого розами. «До чего же она упрямая! – с беспомощной досадой подумал юноша, тщетно пытаясь привести Эли в чувство. – Даже сейчас думает только о своих феях!» Впрочем, он, устыдившись, тут же прогнал эту мысль – до ревнивых обид ли сейчас, когда лицо Эли бледнеет, а руки становятся все холоднее? Ашвин в растерянности смотрел на осколок и на неглубокую ранку, оставленную им: разве теряют люди сознание от крошечного пореза? Что за странность! Впору поверить в любую чертовщину… И он мотнул головой, отгоняя тревожные тягостные мысли.
– Да что же это! – наконец отчаянно воскликнул он, чувствуя, как голова гудит от волнения. – Неужели я всерьез обдумываю, не ждет ли нас волшебная западня в лесном домишке?! Эли нужна помощь!
И неловко подняв девушку – она оказалась легкой, как птичка, – он торопливо зашагал в сгущающихся сумерках туда, где в последний раз им попадался странный, но очаровательный домик.
Глава 21
Позже Ашвин не раз вспоминал, как обманулся в своих ожиданиях: отчего-то ему казалось, что близость волшебства непременно должна удивлять, волновать, дарить предчувствие чего-то потрясающего. Но чем больше он думал о лесном домишке, тем более обыденным тот ему казался, и каждый раз, как в памяти всплывали слова Эли – об опасности, о феях, о странности сегодняшних хождений по кругу, – какой-то насмешливый внутренний голос принимался потешаться над этими нелепыми страхами. «Да неужто ты всерьез поверил сказкам лесной девочки? Конечно, она мила и добра к тебе, но ведь очевидно, что бедняжка живет в плену суеверий и странных выдумок!» И даже голосу этому Ашвин отчего-то не удивлялся, хотя никогда раньше не слышал его в своей голове. Точно так же его не удивило то, что дом оказался совсем рядом – за первым же поворотом, – а окна его приветливо светились, хотя за весь день им так ни разу не удалось увидеть никого из здешних обитателей.