– Поосторожнее, сударыня волшебница, – оскалилась по-волчьи тетушка Беренис, ничуть не впечатленная играми теней и мерцанием звезд. – Я сама по себе! В моих родных краях мы привыкли обходиться безо всякой магии: яд или кинжал ничуть не хуже, покойный наш король тому свидетель!
– Как скажешь, как скажешь, – промурлыкала фея, теперь скользившая по гостиной так быстро, что человеческому взгляду было не по силам за ней уследить. – Однако теперь слово за мальчишкой-принцем. Сегодня его счастливый день: нечасто узнаёшь, что имеешь право на корону!
– Не слишком-то она мне нужна! – вскинулся Ашвин, все это время пытавшийся разорвать невидимые путы, но так и не преуспевший.
– Зато она нужна мне! – отрезала тетушка Беренис. – Я приложила немало усилий для того, чтобы ты смог на нее претендовать! И мне не помешает ни Эршеффаль, приберегавший тебя для своих целей, ни уж тем более грязная лесная девчонка!.. Подписывайте брачный контракт, ваше будущее высочество, да побыстрее…
Из тетушки Беренис наверняка получилась бы выдающаяся в своем роде королевская теща – из тех, чьи имена произносят с бóльшим почтением и страхом, нежели имена их царственных зятьев. Не каждому достало бы храбрости ответить отказом на подобное сватовство – руку и сердце своей дочери тетушка предлагала в той же манере, что обычно свойственна разбойникам, объявляющим: «Кошелек или жизнь!»
Но Ашвин, выслушав ее угрозы, вскинул гордо голову и воскликнул:
– Если вы навредите Эли, то, клянусь, я употреблю каждую минуту оставшейся мне жизни на то, чтобы разрушить ваши планы, сударыня!
По бешеному взгляду тетушки было совершенно ясно, что жизнь будущего короля не видится ей сколько-нибудь долгой, – однако она, скрипнув зубами, смолчала. Ашвин, без труда угадав ее мысли, с несвойственным его возрасту хладнокровием прибавил:
– Кажется, сделка, которую вы предлагаете, не слишком-то мне выгодна. Поправьте, если я ошибаюсь, тетушка, но сразу же после женитьбы на вашей дочери я превращусь скорее в досадную помеху, нежели в настоящего короля… или кем там мне положено стать?
– Глупый упрямец! – в исступлении топнула ногой госпожа Беренис, которой чрезвычайно не понравились ни слова юноши, ни тон, которым они были сказаны. – Ты сам роешь себе могилу! Условься мы по-доброму – и тебя ждали бы богатство, почет и королевский титул…
– Но ровно до той минуты, как я осмелюсь вам возразить!
– Еще недавно ты считал, что благодарность и покорность – справедливая плата даже за невеликую к тебе милость. Ты был послушным мальчиком, Ашвин!
– А теперь во мне многое переменилось, – напряженно, но твердо ответил юноша.
– Быстро же ты почувствовал себя королем, мальчишка!.. – прошипела взбешенная Беренис, но взгляд, который бросил Ашвин на Эли, красноречиво свидетельствовал: вовсе не из-за правды о своем происхождении юноша стал смелее и своенравнее.
– О, стало быть, и тут виновата эта оборванка! – взвыла тетушка, уязвленная в самое сердце этим новым открытием. – Чтоб ей пусто было! Из-за нее все мои усилия идут прахом… Ей не жить, клянусь!..
И, вконец потеряв голову от злости, госпожа Беренис выхватила невесть где спрятанный тонкий кинжал; движения ее были так быстры и точны, что не приходилось сомневаться: почтенная тетушка привыкла не только отдавать приказы об убийствах, но и сама умела многое.
– Нет! Не сейчас! – зазвенел голос разгневанной феи, не ожидавшей подобного самоуправства: судьбой Эли должна была распорядиться магия, а вовсе не кинжал госпожи Беренис!
– Нет! – вскричал и Ашвин, в отчаянии извиваясь в своих невидимых путах. – Не смейте трогать Эли!
– Плевать мне на договоры! Плевать мне на угрозы глупого мальчишки! – остервенело вскричала тетушка Беренис, сверкнув глазами почище иного злого духа. – Девчонка умрет!
– Я запрещаю! – зрачки феи в ответ полыхнули мертвым холодным светом.
– Эй!.. – Беренис оглянулась на своих подручных, но они, казалось, спали с открытыми глазами, едва заметно пошатываясь, – фее нельзя было отказать в предусмотрительности. Спору между двумя разгневанными дамами – людского и нелюдского рода – полагалось вестись без лишних свидетелей. Что же до Эли и Ашвина, то они, увы, были всего лишь предметом обсуждения; никто не собирался скрывать от них всю ничтожность и смехотворность их роли в происходящем.