– Я немедленно отдам приказ слугам, чтобы те как можно быстрее приготовили покои для гостей, – любезно произнес господин Эршеффаль, более всего желавший увести разговор в сторону. – Юная дама, в судьбе которой вы пожелали принять участие, совсем слаба, – и он указал на Эли, которая давно лишилась бы сознания, не поддерживай ее все это время под руки родители. – Да и вы, ваше высочество, нуждаетесь в покое после пережитого…
Увы, надеждам господина попечителя на передышку после ночи, преисполненной злыми чудесами, не суждено было оправдаться. Бегло осмотревшись, принц не выказал никакого желания отдохнуть или по меньшей мере привести себя в порядок. Нимало не смущаясь своих босых ног, он расположился в одном из кресел.
И Маргарета, не сводившая все это время с юноши глаз, тут же шепнула Одерику, чтобы тот усадил Эли по соседству.
– Разумеется, нам всем нужен отдых, – сказал Ашвин. – Но некоторые дела не следует откладывать в долгий ящик. Итак, я хочу услышать от вас, господин Эршеффаль, что не ошибся: во мне и вправду течет истинно королевская кровь. Не так ли?
– Именно так, – подтвердил тот, все яснее чувствовавший в происходящем некий опасный подвох. – Но не поговорить ли нам об этом чуть позже?
– Нет, я желаю прояснить все именно сейчас! – воскликнул Ашвин, и глаза его лихорадочно блеснули. – Объявите о моих правах вслух ясно и четко, чтобы не было ни малейших сомнений: я – принц!
– Сдается мне, парнишка от потрясений не в себе, – прошептал Одерик Маргарете.
Но она, едва заметно улыбнувшись, ответила:
– Нет-нет, он делает все верно!
Господин Эршеффаль, взгляд которого бегал все беспокойнее – как и у любого другого человека, который не знает, чего именно ему нужно опасаться, – неохотно и опасливо промолвил:
– В том, что вы принц, не может быть никаких сомнений! Ваш покойный отец, находясь на пороге смерти, поручил мне и сударыне Беренис – единственным людям, показавшимся ему достойными доверия, – втайне заботиться о вас… О наследнике… Вам, ваше высочество, грозила смертельная опасность – узурпатор наверняка бы избавился ото всех претендентов на трон! И мы с Беренис, рискуя жизнями, сделали всё, чтобы убедить врагов, будто погиб не только король, но и его единственный сын. Мы поклялись оберегать вас и вернуть вам трон, как только для этого представится возможность. Вы, должно быть, слышали, как Беренис говорила, что я намеренно мешкал, не желая следовать присяге, чтобы не подвергать себя опасности… Ну так вот, могу поклясться, что это – гнусная клевета, ядовитые измышления, ведь сама она…
– Вот это мне сейчас не интересно вовсе, – прервал его пылкую речь Ашвин, и, несмотря на холодный тон наследника, лицо Эршеффаля несколько прояснилось. Ему все еще было невдомек, чего добивается принц, но по меньшей мере он не собирался обвинять опекуна в намеренном бездействии и нарушении клятвы верности…
– Что же вас интересует, ваше высочество? – с готовностью спросил он.
– Все, что имеет отношение к моему статусу принца, – отчеканил Ашвин. – Положены ли мне какие-то… регалии? Меч? Корона?
– Корона! – воскликнул Эршеффаль. – Разумеется! Я все эти годы верно хранил… надеясь… веря… во имя богов… Я немедленно принесу ее вам!
Одерик, которому происходящее казалось все более безумным – до коронации ли, когда Эли едва жива и слабеет с каждой минутой? – едва удерживался от того, чтобы обругать от души и Эршеффаля, и тщеславного мальчишку. Но Маргарета жадно прислушивалась к каждому сказанному ими слову, видимо находя в этих речах какой-то смысл, – и уж в супруге Одерик не посмел бы сомневаться. Слабый огонек надежды забрезжил в его душе. «Неужто? – подумал он, боясь даже мысленно произнести то, что пришло ему на ум. – Неужто?..»
Тем временем Эршеффаль вернулся, с благоговением держа в руках ларец.
– Корона принца, передававшаяся в вашем сиятельном роду от отца к сыну с незапамятных времен! – сказал он торжественно.
– Ну так возложите ее на мою голову, сударь! – нетерпеливо вскричал Ашвин. – Раз уж вы являетесь душеприказчиком покойного короля, то имеете полное право меня ею увенчать!
Господин Эршеффаль совершенно точно не ожидал, что ему придется короновать принца, не сменив дорожной одежды на приличествующую случаю, – а сам принц при этом и вовсе будет грязен, лохмат и бос, – но не нашелся, что на это возразить. Объявив, что выполняет волю покойного правителя, он возложил тонкий обруч на спутанные волосы Ашвина.
– Вот уж не думал, что вы пожелаете так решительно и быстро заявить о своих правах! – заметил он.