– Э… Эли?.. – с опаской позвал он. – С тобой все в порядке? Я тебя огорчил?
Но она, словно не слыша его, топнула ногой по полу, затем снова и снова, словно споря с голосами, которые слышны только ей одной – и, возможно, еще мышам и крысам; они распищались так возмущенно и сурово, что посрамили бы и самого господина Эршеффаля.
Однако не успел Ашвин спросить, что все это значит, как Эли стремительно подбежала к нему и, обняв, поцеловала в губы. Хотелось бы сказать, что первый поцелуй показался принцу романтичным, но, увы, даже всей фейской магии мира не хватило бы для того, чтобы придать ему должную изысканность: это было чертовски неожиданно, пугающе, да еще и под мышиный писк – и Ашвин был готов поклясться, что кто-то из этой братии ткнулся любопытным носом ему в ухо. А где-то в кармане у Эли – не забываем об этом! – пряталась ящерица и бог знает кто еще. И все же это был совершенно чудесный поцелуй, от которого все мысли в голове у принца перепутались.
– Пфх! – вот что получилось сказать у него после всего этого. – Ты что?! Зачем?..
Тут девушка улыбнулась, и если до того Ашвин мог в глубине души счесть, что у их поцелуя имелись некоторые недочеты, то теперь уж он полностью утратил способность рассуждать о мышах, крысах и ящерицах – так преобразилось и похорошело лицо Эли из-за этой загадочной, мечтательной и чуть насмешливой улыбки.
– Ох, да неужели тут нужны объяснения? – сказала она. – Ну что ж, слушай, Ашвин! Если разобраться, то я никогда в жизни не была влюблена по-настоящему – не считать же любовью эти фейские глупости? Там не было ни капли правды, и вообрази, как ужасно все могло бы сложиться, окажись ты плохим человеком… Я бы избавилась от власти чар и поняла, что все это время меня принуждали восхищаться какой-то пустышкой. Фу, гадость! Но в том-то и дело, что во всем этом нагромождении лжи и чар если и было что-то правдивое и настоящее – так это твои честность и доброта. Слепо любить кого-то по волшебному принуждению – совершенно ужасная и унизительная штука, очнувшись от которой хочется сгореть со стыда. Но я смотрю на тебя и понимаю, что не жалею ни о единой минуте, проведенной с тобой вместе, и не отказываюсь ни от единого слова, сказанного тебе, – пусть даже мной тогда распоряжалась магия фей. Но магия ушла, а ты остался таким же, каким мне казался. Даже лучше! Всё равно что поскрести фальшивую позолоту – и найти под ней нечто во стократ более ценное… То, что предназначила мне фея, сделало меня самым несчастным человеком в мире – и, следовательно, это и любовью-то называть нельзя. А то, что ты безо всякого морока оказался еще замечательнее, чем это внушала мне магия… Это сделало меня счастливой.
И произнеся эту долгую речь безо всякой неуверенности и запинок – вот что бывает, когда поговоришь сам с собой как следует! – Эли счастливо рассмеялась и вновь обняла Ашвина, из-за чего тот разволновался так, что в ответ смог только взмолиться:
– Ох, Эли, я с ума сойду от всех этих сложностей и объяснений!..
– Что же тут сложного? – воскликнула девушка. – Я ведь поцеловала тебя – уж не думаешь, что я бы поступила так, если бы сама не захотела? Да я в жизни своей теперь не сделаю ничего, к чему меня будут принуждать люди или нелюди, чужое мнение или хитрые чары! А если уж я захотела тебя поцеловать… Что тебе еще нужно, чтобы разобраться во всем?!
И наверное, никто не удивится тому, что Ашвину потребовался еще один поцелуй. А затем еще несколько; и каждый из них объяснял все лучше предыдущего – такова уж природа поцелуев…
– Значит, я все-таки тебе нравлюсь! – несколько запоздало заметил Ашвин, когда они окончательно сбились со счета.
– Почти во всем, – ответила Эли, грустно вздохнув.
Лицо Ашвина помрачнело – счастье, обманчиво казавшееся безграничным и затмевающим все на свете невзгоды, исчезло, как невесомые согревающие пушинки, подхваченные порывом ветра.
– Кажется, я знаю, о чем ты говоришь, – помедлив, ответил он. – Признаться, мне и самому это не по нраву… – И юноша, сняв с головы корону, принялся вертеть в пальцах золотой ободок, с неприязнью его разглядывая.
Увы, дары, получаемые людьми от людей, нередко оказываются такими же тягостными, как милости фей, если не хуже. Как ни пыталось проклятие феи разбить хоть чье-нибудь сердце – ему это не удалось. Настало время короне показать, что в ней тоже заключена жестокая сила, сковывающая людей по рукам и ногам обязательствами и ничуть не склонная потворствовать сердечным велениям.