— А что же такое — особая судьба? — спросила Маргарета, испугавшись так, что разум ее прояснился — теперь она отчетливо понимала, как безумна была ее затея.
Фея замерла — до этого она плавно, по-змеиному, покачивала головой, все еще разглядывая младенца. Потом рассмеялась тихо и недобро.
— Забавно!.. Это будет забавно! — воскликнула она. — Видишь ли, Маргарета, обычно на этот вопрос мы не отвечаем. Да его никто и не задает. И я бы ушла, едва услышав его — ведь это значит, что ты сомневаешься, а мы не любим сомневающихся… Но сегодня сделаем по-другому. Я скажу тебе, какая особая судьба ждет Эли! Она выйдет замуж за принца, но до того ты, Маргарета, умрешь, так и не увидав, какой красавицей стала твоя дочь. Затем умрет твой муж, Одерик, да и старой матушке твоей осталось жить недолго. Эли останется одна, на попечении чужой злой женщины, и долгие годы каждый ее день будет начинаться со слез и заканчиваться слезами. Ее будут бить, унижать и принуждать к самой грязной работе. Если она вздумает кому-то пожаловаться, то ее высмеют и накажут вдвое больнее. Если попробует сбежать — вернут и посадят под замок, на хлеб и воду. В ее жизни не будет ни капли счастья, и любой другой человек от такого ожесточится и огрубеет. Но твоя Эли способна все это выдержать — я вижу это. Раны затянутся, кости срастутся. А в тот миг, когда отчаяние ее станет таким полным, что сердце будет готово вот-вот разорваться — к ней приду я. Я одарю ее несравненной красотой, приведу к принцу и сделаю так, что он полюбит ее, а она — его, как будто сама судьба предназначила их друг другу. Эли поверит в то, что это — счастливый исход, и до конца дней будет благодарна мне, как была бы благодарна своей доброй матушке, останься ты в живых. А когда у нее родится дочь, то она попросит меня стать ее крестной матерью, чтобы у девочки была особая судьба…
— Нет! — прошептала ошеломленная Маргарета. — Нет! Это ужасно, я не могу… я не хочу! Почему вы желаете зла ей? Мне?.. Просто ради забавы? Разве не в ваших силах просто дать ей любовь, богатство, почет?.. О, вы просто играете с нами и радуетесь, когда нам больно, ведь так?..
— Вовсе нет, — с радостным предвкушением возразила фея. — Я не всесильна и не могу управлять судьбами. Создать чудо истинной взаимной любви и вовсе не под силу ни одному чародею или фее — то ли дело наколдовать любовь несчастную и бесполезную!.. Создать нечто прекрасное и гармоничное всегда сложнее, чем разрушить. Для судьбоносных чар нужно много, много особой силы! И взять ее можно только из человеческих страданий. Разве ты не слышала, что человек добывает счастье потом и кровью? Старые храмы не зря омывались кровью жертв — люди в те времена больше смыслили в истинной магии, хоть и называли вслух ту силу благословением богов, да и управлять ею толком не умели. Им хватало того, что в местах, где кто-то страдал, появлялось нечто, помогающее изменять судьбу, отвечающее на просьбы и мольбы. Теперь же считается, будто пройдя тяжкие испытания, не сломавшись и не отступив, люди получают право на чудо. Поверхностный взгляд! Сколько людей гибнет безвестными, страдав большую часть своей жизни!.. Твоей дочери повезет — я сумею с наибольшей выгодой обменять ее мучения на лучшую долю. Без ловкого посредника никто не заключит эту сделку по правилам, а лучше меня тебе не найти. Себе же я возьму совсем немного, должна же я получить хоть какое-то вознаграждение за свой труд…
Маргарета от страха не могла сделать ни шагу, хотя больше всего на свете желала покинуть старый сад и никогда не возвращаться. Впрочем, она понимала, что теперь, как быстро бы она не бежала, как далеко бы не пряталась — часть ее останется говорить с феей ровно столько, сколько захочет создание, сотканное из звезд и тьмы. Чутье, присущее ее роду — умеющему говорить с феями, — подсказывало ей, что нельзя уходить, спорить или как-либо еще проявлять неуважение.
— Простите меня, сударыня фея, — сказала она, с трудом сдерживая слезы, и упала на колени. — Простите за то, что я решила, будто достойна вашей милости! Я отняла у вас время, болтала невесть какие глупости, но теперь ясно вижу, что польстила себе, когда обратилась к вам с просьбой. Я слишком малодушна и труслива. Я не хочу умирать. Я не хочу, чтобы моя дочь страдала. И мне вовсе не хочется для нее особой судьбы — мне и в голову не приходило, что это значит на самом деле! Нет, мы самые обычные люди и нам не следует тревожить фей…
Фея молча слушала ее. Весь силуэт ее подрагивал и мерцал, словно сгусток тьмы, из которого она состояла, готов был взорваться и расплескаться, заполонить собой весь мир.
— По меньшей мере, ты говоришь со мной честно, — наконец, сказала она. — Хорошо, что ты понимаешь, насколько ничтожна и недостойна того, чтобы дотронуться до краешка особой судьбы. Вначале я хотела примерно наказать тебя — и лучше тебе не знать, как именно! — но теперь обойдусь лишь самым незначительным проклятием. Я потратила на тебя слишком много времени, чтобы не получить взамен хоть сколько-нибудь пользы. Раз ты просишь меня о снисхождении и признаешь свою ошибку — я, разумеется, не стану крестной твоей дочери. И ее судьба останется самой обычной судьбой смазливой человеческой девчонки. Но кое-чем я все-таки ее вознагражу — чтобы и ты, и она навсегда запомнили, как глупо мечтать о богатстве, почете и любви, которых недостойны. Ты надеешься, что внушишь ей благоразумие, которое сама обрела сегодняшней ночью, и она проживет свою жизнь счастливо и мирно, не помышляя о недосягаемом. Но я обещаю: когда Эли встретит принца, то полюбит его сильнее самой жизни — и не получит взаимности, как это всегда бывает с обычными девушками. Он даже не заметит ее! А без него она не сможет жить. И все потому что сегодня ты, Маргерита, малодушно отказалась от дара особой судьбы! Расскажешь ей про сегодняшнюю ночь или нет — решать тебе самой. Боль разбитого сердца и погубленная жизнь Эли когда-нибудь послужат мне небольшим подарком за то, что я сегодня столько говорила с глупой трусливой женщиной!.. Прощай — и никогда больше не смей меня призывать!..
Маргарета, смутно понимая, что только чудо спасло ее от гораздо худшего и скорого наказания, бросилась бежать домой со всех ног, спотыкаясь и рыдая. До самого утра ее сотрясала лихорадка, и Старая Хозяйка, примчавшаяся к постели дочери, едва только встревоженный слуга передал ей дурную весть, с трудом узнала неразумное свое дитя. От пережитого страха Маргарета едва могла говорить, заикалась, беззвучно плакала, и лишь к вечеру, отогревшись у огня, призналась матери, какую ошибку совершила.
У Старой Хозяйки язык не повернулся ругать дочь — та раскаивалась так глубоко и искренне, как только может каяться человек, едва не погубивший в один миг жизни всего своего семейства.
— Ох, ну и натворила ты беды! — только и сказала она. — Теперь за бедной Эли всегда будут приглядывать из сумерек и туманов. Как же уберечь ее от проклятия?.. Сослаться на болезнь и держать взаперти? Искать колдуна, который снимет порчу? И как, скажи на милость, мы это утаим от Одерика?..
Но Маргарета и впрямь обрела исключительное благоразумие после встречи с феей. Вместо того, чтобы скрывать от мужа произошедшее, она рассказала ему правду, едва он только вернулся домой. О доброте Одерика, и о его любви к жене вы можете судить по тому, что он выслушал ее, не сказав ни единого гневного слова, вздохнул, а затем задумчиво заметил:
— Проклятие не самого худшего рода — и на том спасибо.
Маргарета разрыдалась, устыдившись своего поступка вдвойне сильнее, а муж обнял ее.
— Кто бы сомневался, — промолвил он, — что в эту пору тоска берет за душу настолько, что хоть волком вой. Не вини себя. Жизнь в наших дремучих краях тяжела для тех, кто не утратил живость ума и воображения — я полюбил тебя, когда увидел, что ты их не лишена, и с моей стороны будет совершенно нечестно теперь объявить это недостатком. Но у забытой богом местности есть и неоспоримые преимущества. Посуди сама — откуда здесь взяться принцу? Видела ли ты хоть одного за всю жизнь? Куда хуже было бы, пообещай твоя фея, что Эли безответно влюбится в свинопаса — этих ребят здесь водится куда больше, чем принцев! Не плачь, милая. Наша дочь выйдет замуж за какого-то паренька из соседней усадьбы, а затем проживет свою жизнь тихо и мирно. К чему горевать о том, что никак случиться не может?