Боже, здесь повсюду витали призраки.
- Солнце почти зашло, - сказал Томми.
Кайл направил машину туда, откуда они смогли бы полюбоваться закатом над руинами мотеля. Солнце стремительно опускалось за горизонт, залив рассекли золотые, оранжевые и пурпурные полосы. Рука Элли - рука с обручальным кольцом на пальце - нашла руку мужа. Малышка чуть-чуть поплакала, и Кайл понял, что чувствует жена. Солнце исчезло в последнем алом всполохе, а затем ушло на другую сторону мира. Ночь сделалась ближе.
- Это было красиво, правда? - спросила Элли. - Закаты на берегу всегда прекрасны.
Кайл снова завел машину и повез их к “Миле чудес”. Его сердце гулко стучало, пальцы впились в рулевое колесо: впереди ждал он - райский уголок его воспоминаний. Он прижал авто к обочине и остановился.
Последние лучики света поблескивали на рельсах американских горок. Кабинки колеса обозрения, с которых облезала краска, покачивались на дувшем все сильнее ветру. Переплетение дорожек “Безумной мыши” пало еще одной жертвой урагана “Джолин”. Длинная красная крыша танцевального павильона “Тусовка”, нижняя сторона которой была расписана люминесцирующими звездами и кометами, оказалась ободрана до самых досок, но сама открытая со всех сторон танцплощадка по-прежнему стояла на месте. Сквозь разбитые окна “Пляжной аркады” виднелись перевернутые автоматы для пинбола. С “Небесной иглы” свешивались металлические рейки; ее основание треснуло. Ларек, в котором продавались хот-доги длиной в фут и ароматизированное мороженое, расплющило в лепешку. Водная горка, однако, уцелела. Как и несколько других механических аттракционов. Карусель - резное великолепие прыгающих львов и горделивых лошадей - осталась почти невредимой. Комната ужасов и зеркальный зал можно было вывозить на свалку, а дом смеха, со входом в виде огромной красной ухмылки, никуда не делся.
- Здесь мы познакомились, - сказала Элли, обращаясь к Томми. - Прямо вон там. - Она показала на американские горки. - Твой отец занял за мной очередь. Я была с Кэрол Экинс и Дениз Маккарти. Когда настало время ехать, мне пришлось сесть рядом с ним. Я его не знала. Мне было шестнадцать, а ему - восемнадцать. Он жил в мотеле “Прибой”. Вот уж где обретались все хулиганы.
- Я не был хулиганом, - сказал Кайл.
- Ты был тем, кого считали хулиганом в те времена. Ты пил, курил и нарывался на неприятности. - Она не сводила с американских горок глаз, и Кайл залюбовался ее лицом. - Мы проехали по кругу четыре раза.
- Пять.
- Пять, - вспомнила она и кивнула. - В пятый раз мы ехали в переднем вагончике. Я так испугалась, что чуть не обмочилась.
- Блин, мам! - сказал Томми.
- Он прислал мне письмо. Оно пришло через неделю, после моего возвращения домой. В конверте лежал песок. - Она улыбнулась - улыбнулась легкой улыбкой, - и Кайлу пришлось отвести взгляд в сторону. - Он писал, что надеется на новую встречу. Помнишь, Кайл?
- Словно это было вчера, - ответил он.
- После этого я без конца мечтала о “Миле чудес”. Мечтала, что мы будем вместе. В шестнадцать лет я была такой глупышкой.
- Ничего не поменялось, - сказал Томми.
- Аминь, - добавил Кайл.
Они сидели там еще несколько минут, взирая на темный силуэт парка развлечений. Здесь пересеклись многие жизни; сюда приходило и уходило множество людей, однако “Миля чудес” все равно принадлежала им с Элли. Они знали это в глубине своих сердец. “Миля чудес” была их местом. Навсегда. Инициалы, вырезанные на деревянных перилах “Тусовки”, подтверждали это. Не имело значения, что в павильоне было нацарапано еще, наверное, десять тысяч инициалов. Ведь вот они - вернулись, - а куда подевались все остальные?
Ветер скрипел кабинками колеса обозрения - в остальном царила тишина. Кайл нарушил ее.
- Нам нужно поехать на пирс. Вот что мы должны сделать.
Длинный рыболовный пирс находился сразу за “Милей чудес”. В былые времена там каждый час дня и ночи рыбаки забрасывали наживку и выдергивали рыбу. Они с отцом ходили туда порыбачить, пока его мама, растянувшись в складном кресле, читала бланки собачьих бегов, что располагались дальше по трассе.
- Мне понадобится немного “Соларкейна”. У меня уже все руки саднит.
- А я пить хочу, - сказал Томми. - Мы можем раздобыть какое-нибудь питье?
- Конечно. Мы что-нибудь найдем.
Пирс - “САМЫЙ ДЛИННЫЙ ПИРС НА ФЛОРИДСКОМ ВЫСТУПЕ”, как гласила потрепанная металлическая вывеска, - находился в полумиле от парка развлечений. Кайл припарковался на пустынной стоянке перед ним. Автомат с газировкой стоял по ту сторону входных ворот пирса, однако без электричества он был бесполезен. Томми просунул руку внутрь автомата, сцапал одну из банок, но не смог вытащить ее наружу. Кайл опрокинул автомат и попытался взломать его. Замок не поддавался - такая вот последняя хватка цивилизации.
- Черт, - выругался Томми и пнул агрегат.
Рядом с пирсом, на другой стороне парковки, виднелись развалины того, что раньше было рестораном морепродуктов. Сохранилась вывеска - рыба-меч, оседлавшая доску для серфинга.
- Может, попытаем счастья там? - спросил Кайл, положив руку на плечо сына. - Вдруг, отыщется несколько банок. Элли, мы сейчас вернемся.
- Я иду с вами.
- Нет, - сказал он. - Жди на пирсе.
Элли стояла не шевелясь. В сгущавшемся мраке Кайл мог видеть только контуры ее лица.
- Я хочу поговорить с Томми, - сказал Кайл жене.
Элли не двигалась и, казалось, затаила дыхание.
- Мужской разговор, - произнес он.
Молчание.
Наконец она подала голос:
- Возвращайтесь быстрее. Хорошо?
- Ладно.
- И на гвоздь не наступите. Осторожнее там. Хорошо?
- Постараемся. Ты тоже смотри под ноги.
Он повел Томми к развалинам, и ветер завывал вокруг них.
Они почти пришли, когда Томми спросил, о чем он хотел поговорить.
- Так, ерунда, - ответил Кайл.
Он оглянулся назад. Элли стояла на пирсе, повернувшись к ним спиной. Может, она смотрела на море, а может - на “Милю чудес”. Трудно сказать.
- Я переборщил с солнцем. У меня шея горит.
- Ох, - произнес Кайл, - Все обойдется.
Показались звезды. Ночь обещала быть чудесной. Кайл не убирал руку с плеча Томми. Пройдя под рыбой-серфингистом, они вместе проникли в развалины и продолжали пробираться вперед, переступая через доски и стекло, пока Кайл не убедился, что от Элли их загораживают останки сложенной из шлакоблоков стены.
- Как мы здесь что-нибудь найдем, пап? В такой-то темнотище.
- Постой-ка. Видишь? Вон там, рядом с твоей правой ногой? Это что, банка газировки? Не могу разглядеть. - Кайл расстегнул ветровку. - Кажется, это она. - У него застрял ком в горле, и он едва мог говорить. - Видишь?
- Где?
Кайл опустил руку на макушку сына. Пожалуй, это было самое тяжелое движение плоти и костей, какое ему доводилось совершать в своей жизни.
- Прямо здесь, - сказал он, вытаскивая другой рукой из ветровки пистолет 38-го калибра.
Щелк.
- Что это, папа?
- Ты мой славный малыш, - прохрипел Кайл и приставил дуло к черепу Томми.
Нет. Вот оно, самое тяжелое движение плоти и костей.
Судорожное нажатие пальцем на спусковой крючок. Ужасающий треск, от которого зазвенели барабанные перепонки.
Дело сделано.
Томми осел на пол, и Кайл вытер руку о штанину.
“О господи, - подумал он. Внутри него набухала паника. - О господи, прежде чем сделать это, мне следовало найти ему что-нибудь попить”.
Он отшатнулся и, споткнувшись в темноте о кучу досок и шлакоблоков, упал на колени. Вокруг все еще гуляли эхом отзвуки выстрела.