– Хорошо. – На ее лице сияет улыбка, она садится на диван и поджимает под себя ноги.
Я сажусь на противоположную сторону дивана, стараясь не разбудить лежащего у меня на руках Эм-Джея. Однако ребенок спит как убитый, так что я сомневаюсь, что мне бы это удалось.
– Хорошо выглядишь.
– Зи, веди себя прилично! – доносится веселый голос Мэддисона откуда-то из глубины коридора.
– О-о-очень хорошо! – кричу я просто для того, чтобы его подразнить.
– Если бы ты не держал на руках моего сына, я бы надрал тебе задницу. – Войдя в гостиную, он по пути к дивану подхватывает на руки дочь. – Но она действительно хорошо выглядит, – продолжает Мэддисон. – Элла Джо, разве твоя мама не красавица?
– Очень красавица! – вздыхает Элла и сонно кладет головку на отцовское плечо.
Мэддисон обходит диван за спиной Логан.
– Пожалуй, кое-кому пора вздремнуть. Я сейчас вернусь, детка. – Он быстро целует жену.
Прежде чем унести Эллу в ее комнату, он обходит диван и наклоняется ко мне, вытягивая губы.
– Сейчас вернусь, детка.
– Отвали! – Я со смехом отталкиваю его от себя.
Мой взгляд скользит по панорамным окнам за спиной Логан.
– Черт, иногда я забываю, как много вы, ребята, можете видеть в моей квартире. – Прищурившись, я могу разглядеть отсюда свой мраморный кухонный стол.
Логан оборачивается, смотрит в окна и на другую сторону улицы. Снова поворачивается ко мне и не может сдержать смущенной улыбки, на ее щеках появляются ямочки.
– Поверь, мы об этом не забываем. Знаешь, сколько раз Элай или я заставали тебя с кем-нибудь на твоей кухне? Как думаешь, зачем мы повесили эти шторы? – Она указывает на длинные плотные шторы, которые в данный момент отдернуты к стене, чтобы в комнату проникал солнечный свет. – Удивляюсь, как это я до сих пор не выколола себе глаза.
– Знаешь, сколько женщин пошли бы на убийство ради того, чтобы посмотреть на такого парня? Просто цени это зрелище.
– Ты отвратителен, – хихикает она.
Я смеюсь вместе с ней, прежде чем замечаю перемену в выражении ее лица.
– Элай говорил, что твоя мать связалась с твоей сестрой.
Я тяжело вздыхаю, но в то же время отчасти благодарен ей за смену темы. Логан – что-то вроде моего импровизированного психотерапевта, несмотря на то что у меня есть лицензированный терапевт, к которому я хожу пару раз в неделю. Я рассказываю Логан почти все, и мне нужно выговориться после той ночи в Денвере.
– Да, Линдси сказала, что она безостановочно доставала ее, пытаясь связаться со мной.
– Сочувствую, Зи. Мы можем что-нибудь сделать?
– Не знаю. Пожалуй, мне остается просто надеяться, что она больше не появится и не раздобудет мой номер телефона.
Логан мгновение молчит, бросает на меня быстрый взгляд и снова отводит глаза, уставившись в пол.
– Ты рассказал отцу?
Рассказал ли я отцу? Я почти ничего не рассказывал своему отцу с тех пор, как уехал из его дома в колледж. Он – не самый заботливый и поддерживающий человек. Не думаю, что ему есть дело до того, что я профессиональный спортсмен, зарабатывающий в год миллионы долларов. Что в корне противоречит нынешним намерениям моей матери, желающей пробраться в мою жизнь.
Хотя он не всегда был таким. На самом деле, когда я был ребенком, мы были очень близки. Отец присутствовал на всех моих выездных хоккейных турнирах. Мы днями напролет говорили о спорте, он помогал мне работать над техникой на заднем дворе, и он всегда цеплялся ко мне из-за моих оценок, зная, что мне нужно поддерживать их на высоком уровне, чтобы претендовать на стипендию.
Мой отец вообще-то хороший человек, но как только мать ушла от нас, он с головой окунулся в работу. Может быть, пытался стать тем мужчиной, которого она хотела, или, по крайней мере, зарабатывать те деньги, которые она хотела, надеясь, что она вернется к нему… я не знаю. Но он бросил меня, бросил, как и моя мать, только по-другому.
Он перестал переживать насчет моих оценок и не приходил посмотреть, как я играю в хоккей в старших классах. Вместо этого он допоздна торчал на работе, пытаясь отвлечься от своих душевных ран. К тому времени, когда отец возвращался домой, я обычно был уже в постели, предварительно разогрев что-нибудь в микроволновке на ужин. Линдси в то время уже училась в колледже, и я чувствовал себя совершенно одиноким.
Вот тогда-то у меня и начались приступы паники. Начались приступы гнева. Тогда я стал постоянно думать о том, что меня никто не любит. Именно тогда я понял, что никто никогда не любил меня настолько, чтобы оставаться рядом.
Только много лет спустя, когда я учился на третьем курсе колледжа, я начал ходить к психотерапевту и работать над своими комплексами. Я понял, что никто другой не обязан меня любить. И начал любить себя сам. Другие и не собирались этого делать.