— Это что? — спросила миссис Болдуин. Голос звучал скрипуче и как-то неестественно, будто она синхронно переводила с другого языка. С одного из индо-германских, например.
— Мои стихи. Стихи, которые я ей посвятил, — сказал Майлз. Он держался очень торжественно. Это был исторический момент. Когда-нибудь биографы Майлза непременно напишут об этом. «Три хокку, секстина и две пастушеских песни. Несколько стихотворений более крупной формы. Никто и никогда больше не прочтет их».
Миссис Болдуин уставилась на Майлза своим ужасным сухим взглядом без слез.
— Ясно, — сказала она. — Она говорила, что ты бездарный поэт.
Она запустила руку в гроб, разгладила любимое платье Бетани, то самое, с рисунком-паутиной и дырами, сквозь которые виднелись черные «кусачие» колготки. Мать похлопала по сложенным ладоням Бетани и произнесла:
— Ну, до свидания, девочка моя. Не забудь прислать мне оттуда открытку.
Не спрашивайте меня, что она имела в виду. Иногда мать Бетани говорила странные вещи. Она бывшая буддистка и учительница математики, которую всегда ставят на замену. Однажды она застукала Майлза за списыванием на контрольной по алгебре. С тех пор, как Бетани и Майлз начали встречаться, отношения между ним и миссис Болдуин нисколько не улучшились. Поэтому Майлз никак не мог решить: стоит ли верить ее словам насчет презрительного отношения Бетани к его стихам. У учителей на замену бывает своеобразное чувство юмора, если оно вообще у них есть.
Он едва не полез в гроб за своими бумагами. Но тогда миссис Болдуин, чего доброго, решит, будто это из-за ее слов, будто она победила. Хотя это была не та ситуация, где вообще можно что-то выиграть. Это же похороны, а не телевизионное игровое шоу. Никто не смог бы уже вернуть Бетани.
Миссис Болдуин поглядела на Майлза, а тот на нее. Бетани не смотрела ни на кого. Два человека, которых Бетани любила больше всего на свете, сквозь этот ненавистный мрачный туман могли разглядеть, о чем думает другой. Это продолжалось всего какую-то минуту, и раз уж вас там не было (а даже если бы и были, вы бы все равно не смогли прочитать их мысли), так я вам расскажу. «Хотел бы я сейчас быть на ее месте», — думал Майлз. А миссис Болдуин думала: «И я тоже хотела бы, чтобы ты сейчас был на ее месте».
Майлз сунул руки в карманы нового костюма, развернулся и оставил миссис Болдуин стоять в одиночестве. Он сел рядом со своей матерью, та изо всех сил старалась не расплакаться. Бетани ей нравилась. Бетани всем нравилась. Несколькими рядами ближе к гробу сидела девочка по имени Эйприл Лэмб и ковыряла в носу с каким-то скорбным остервенением. Когда процессия прибыла на кладбище, то оказалось, что там назначена еще одна поминальная служба, похороны девочки, которая ехала в другой машине, и обе группы скорбящих сверлили друг друга взглядами, пока парковались и пытались определить, вокруг какой из могил им собираться.
Имя Бетани на уродливых венках умудрились перепутать: «Бертани» написал один флорист, а другой — «Бетони». Прямо как в телеигре «Остаться в живых», когда члены племени (то есть команды) должны проголосовать друг за друга, написать имена. Этот момент нравился Бетани в игре больше всего. Бетани отличалась абсолютной грамотностью, хотя лютеранский священник, который вел службу, об этом и не упомянул.
Майлза посетило неуютное чувство: он поймал себя на мысли, что не может дождаться, когда же наконец доберется домой, позвонит Бетани и расскажет ей обо всем. О том, что произошло с тех пор, как она умерла. Он сел и подождал, пока это ощущение улетучится. В последнее время он уже стал к нему привыкать.
Майлз нравился Бетани, потому что умел ее рассмешить. Он и меня смешит. Майлз решил, что все равно раскопает могилу Бетани, даже если она из-за этого над ним посмеется. Бетани была знатная хохотунья. Когда она начинала смеяться, тон ее смеха все поднимался и поднимался, как кларнетист на эскалаторе. Это не раздражало. Слушать было одно наслаждение, если, конечно, вам нравится такого рода смех. Она бы непременно рассмеялась, узнав, что Майлз в целях самообразования искал в «гугле», как раскапывать могилы. Он прочитал рассказ Эдгара Алана По, посмотрел несколько подходящих серий «Баффи — истребительницы вампиров» и купил ментоловую мазь, которую наносят под нос, когда имеют дело с трупами. Он запасся снаряжением: раскладной телескопической лопатой на батарейках, набором кусачек, фонариком, запасными батарейками для лопаты и фонарика и даже налобной лампочкой, к которой прилагался специальный красный фильтр — чтобы было меньше шансов попасться кому-нибудь на глаза.
Майлз распечатал карту кладбища, чтобы, выйдя из переулка Рыдающей Рыбы, сразу найти дорогу к могиле Бетани, даже — как однажды выразился один мой знакомый — «на излете ночи, когда не видно ни зги — до того темно». (Хотя насчет «ни зги» — это преувеличение. Майлз выбрал ночь, когда на небе светила полная луна.) Карта была нужна ему на всякий пожарный, он пересмотрел много фильмов про восставших из могил мертвецов. В такой ситуации каждый лишний путь к спасению сгодится.