Мертвая девушка сверлила его взглядом. У нее было что-то не то с волосами, Майлзу от этого сделалось не по себе.
— Прости, но ты это на полном серьезе? — сказала она. — Уж больно смахивает на неумелые отмазки. Вроде: мою домашнюю работу сжевала собака. Или: я совершенно случайно похоронил свои стихи вместе со своей умершей девушкой.
— Послушайте, — сказал Майлз, — я и памятник проверил, и все остальное. Здесь точно должна быть могила Бетани. Бетани Болдуин. Мне очень жаль, что я потревожил вас и все такое, но на самом-то деле я не виноват.
Мертвая девушка не сводила с него задумчивого взгляда. Ему хотелось, чтобы она хотя бы иногда смаргивала. Она больше не улыбалась. Ее волосы, черные и гладкие (в отличие от каштановых и курчавящихся летом волос Бетани) слегка шевелились, как змеи. Майлз подумал о сороконожках. Чернильно-полуночные щупальца.
— Может, мне лучше уйти, — предложил Майлз, — и оставить тебя… м-м… покоиться с миром, или как там говорят?..
— «Извините», как и «спасибо», на хлеб не намажешь, — отрезала Глория Пальник. Сквозь вдруг навалившуюся на него дремоту Майлз заметил, что она почти не двигает губами, когда говорит. И при этом дикция у нее безупречная. — К тому же мне это унылое местечко уже осточертело. Тут скучно. Может, мне лучше пойти с тобой?
— Что? — переспросил Майлз и стал ощупывать стенку могилы позади себя в поисках веревки с узлами.
— Я говорю, может, мне лучше пойти с тобой, — сказала Глория Пальник. И села. Теперь ее волосы действительно двигались, действительно закручивались кольцами. Майлзу померещилось, будто он слышит легкое шипение.
— Нет, тебе нельзя! — возразил он. — Извини, но нет. Нет, и всё тут.
— Что ж, ладно, тогда ты оставайся здесь и составь мне компанию, — предложила Глория Пальник. Волосы у нее были — в самом деле что-то с чем-то!
— Нет, так тоже не пойдет, — сказал Майлз. Он хотел уладить спор побыстрее, пока волосы мертвой девушки не удушили его. — Я собираюсь стать поэтом. Если мои стихи так и останутся неопубликованными, это будет огромная потеря для человечества.
— Ясно, — сказала Глория Пальник таким тоном, будто ей действительно было все ясно. Ее волосы спокойно улеглись и наконец начали вести себя, как и подобает волосам. — Ты не хочешь возвращаться к себе вместе со мной. И здесь оставаться со мной не хочешь. Тогда как тебе такой вариант: если ты такой великий поэт, так напиши для меня стихотворение. Сочини что-нибудь такое, чтобы всем сразу стало грустно из-за моей смерти.
— Это я могу, — сказал Майлз. В душе у него клокотало чувство облегчения, похожее на крошечные пончики, подпрыгивающие в огромной промышленной фритюрнице. — Давай договоримся так. Ты лежишь себе тихо-мирно, как тебе удобнее, а я снова захороню тебя. Сегодня у меня будет контрольная по истории США, я собирался подготовиться к ней на свободном уроке после обеда, но могу вместо этого написать для тебя стихотворение.
— Сегодня суббота, — напомнила мертвая девушка.
— Ах да, — промямлил Майлз. — Тогда вообще никаких проблем. Я сразу пойду домой и засяду за твое стихотворение. К понедельнику должно быть готово.
— Не так быстро, — возразила Глория Пальник. — Если ты собираешься написать обо мне стихотворение, тебе нужно знать о моей жизни все, верно ведь? И как я могу быть уверена, что ты напишешь, если позволю, чтобы ты опять меня закопал? Как я узнаю, что это стихотворение хоть чего-то стоит? Тут нет места случайностям. Мы вместе пойдем к тебе домой, и я не отстану от тебя, пока не получу свое стихотворение. Ага?
Она встала. И оказалась на несколько дюймов выше Майлза.
— У тебя не найдется гигиенической помады? — спросила она. — А то у меня кожа на губах совсем высохла.
— Вот, — Майлз протянул ей тюбик. И добавил: — Можешь оставить себе.
— А, боишься что-нибудь подцепить от мертвячки? — усмехнулась Глория Пальник и демонстративно почмокала губами.
— Чур, я вылезу первым, — сказал Майлз. Ему пришло в голову, что если он сможет достаточно быстро взобраться по веревке, если сможет выдернуть веревку после себя, если успеет убежать и добраться до ограды, где привязан его велосипед, то ему удастся оторваться от Глории. Она ведь не знает, где он живет. Она даже имени его не знает.
— Отлично, — произнесла Глория. Вид у нее был такой, будто она в курсе всех Майлзовых хитростей, но ее это не слишком волнует. Когда Майлз наконец взлетел вверх по веревке, выдернул ее за собой из могилы, бросив телескопическую лопату, кусачки и вырытую по ошибке мертвую девушку, когда он снял замок со своего велосипеда и припустился по пустой (что неудивительно в пять часов утра) дороге, а маленькая красная точка света от его налобной лампы прыгала по ухабам, он почти сумел убедить себя, что все это была устрашающая галлюцинация.