На полу ангара по-турецки сидела симпатичная девушка в маске и больших выпуклых наушниках. Она перестала печатать и проводила меня взглядом. Я подкинул мяч в воздух, дал ему прокатиться по плечу, обогнуть шею и скатиться вниз по другой руке. Во время эпидемий гриппа болельщики на трибунах все как один сидели в таких же масках, задирая их наверх, чтобы поорать или пропустить глоточек спиртного. А наши фанаты раскрашивали свои маски в цвета команды или писали на них лозунги. Всегда находились какие-нибудь девчонки, которые писали на маске «ДОРН» и я, когда поднимал голову, видел свое имя прямо поверх их губ. Это типа возбуждает.
Иногда на матч приходил представитель какой-нибудь серьезной лиги. Еще год-два, еще три-пять сантиметров роста, и передо мной откроются светлые, радужные горизонты. Будущее — это я. Ведь никто не может остановить будущее, верно? Если, конечно, он не круче меня как вратарь.
Я описал круг, вернулся туда, откуда начал, и заставил мяч крутиться на месте.
— Эй, привет, — сказал я.
Она помахала мне рукой. Не могу сказать, улыбалась она или нет, на ней же была маска. Но готов поспорить, что улыбалась.
На поле я творил чудеса. Когда стоял в воротах. Мог поймать любой мяч. Я оказывался именно там, где нужно. Когда я выбегал вперед, никому не удавалось обогнуть меня и попасть за спину. Я выставлял руки, и мяч летел в них как намагниченный. Я умел прыгать вертикально вверх, так высоко, что уже неважно было, какой я коротышка. Я будто договорился с силой тяготения. Я не становился у нее на пути, а она у меня. По ночам я видел во сне поле, ворота и летящий ко мне мяч. Ничего другого мне не снилось. Весь год по выходным я потихоньку размазывал тот черный силуэт.
Я не отходил от девушки далеко, чтобы она могла разглядеть, как я умею удерживать мяч в воздухе: сначала отбиваю одним коленом, потом другим, потом левым носком, потом правым, а потом ловлю его, зажимая коленями. Может, она футбольная болельщица, а может, и нет. Но я знал, что смотрюсь классно.
Я уже чуть-чуть перерос ту нарисованную фигуру. Если мерить рост по утрам, то всегда получится на пару сантиметров больше. Меня назвали в честь маминого отца. (Он был итальянец, но вы, наверное, уже и сами догадались. А ее мать была японкой. А мой отец, если вас это интересует, афро-американец.) Я никогда не встречался с дедушкой, только один раз спросил у мамы, был ли он высоким. Он не был. Лучше бы она назвала меня в честь кого-нибудь повыше. Рост моего отца шесть футов и три дюйма.
Я сделал еще один кружок, обогнув отца и Наоми по широкой дуге. Ящерице-ловящие и пауко-топчущие дети продолжали носиться по ангару. Кое-кто из них нацепил одеяла как накидки. Я послал мяч одной маленькой девчонке, и она отфутболила его назад. Неплохо. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. И злее.
Ангар был такой величины, что в нем одновременно можно было провести штук пять футбольных матчей. Если верить моим часам, до матча в Гленсайде оставалось меньше двух часов, мои тренер, Соркен, небось гадает, что со мной случилось. Или гадал бы, если бы не грипп. Матчи вечно отменяют из-за гриппа, или народных волнений, или угрозы терактов. Может быть, я вернусь домой, а никто и не заметит, что меня похищали.
Или, может, я подхвачу грипп и умру, как мои мама и брат. Вот будет тогда отцу наука.
Вдоль стены, где двери, через которые мы вошли, по-прежнему стояли солдаты и по-прежнему караулили нас. Если кто-то пытался к ним приблизиться, они отгоняли его назад взмахом автомата. Респираторы придавали им зловещий вид, но вообще-то сильно раздраженными они не казались. Скорее что-то вроде: «Да-да, не приставайте к нам. Кыш!»
Наспех сооруженные туалеты находились сразу за ангаром. Люди входили в ангар и выходили из него, становились в очередь или присаживались на корточки, чтобы почитать свои наладонники.
— А ты неплохо умеешь обращаться с мячом, — сказала Наоми. Она встала в очередь за мной.
— Хочешь взять у меня автограф? — предложил я. — Настанет время, когда он будет в цене.
Там была невысокая стенка из гофрированной жести, разделенная жестяными же щитами на четыре кабинки. Черные пластиковые шторки вместо дверей. Дыры в земле, причем явно вырытые недавно. Очередь. Прикрытые пластиковые бочки, черпаки и снова черные пластиковые занавески, чтобы можно было обтереться мокрой губкой не на виду у всех.
Я сунул мяч под мышку, пописал, а потом окунул руки в ведро с антисептическим раствором.
В ангаре пассажиры самолета рылись в картонных коробках, полных упаковок с бумажными платками, пачек хирургических масок, бутылок с водой, гостиничных пакетиков с мылом и шампунем и зубных щеток. К отцу подошел в сопровождении небольшой компании мужчина с огромными усами и сказал: