Расскажи мне о своих перспективах найти работу, Дорн. На кого собираешься батрачить? На «ВолМарт», «Мак-Дисней-Юниверс» или еще какую-нибудь кабальную контору? Или завербуешься в армию и отправишься в один из — станов или — бадов, потому что всегда мечтал, чтобы тебя отравили газом, или подстрелили, или растворили в кислоте, когда окажется, что твое экспериментальное оружие вышло из строя?
— Я буду профессиональным футболистом, — ответил я. — Желательно в Японии или Италии. Кто предложит больше денег.
Наоми заморгала, открыла рот и снова его закрыла. Потом достала шоколадный батончик, отломила кусочек, не разрывая упаковки, и протянула мне. Мы сдвинули маски на лоб и стали жевать.
— Вкусно, — сказал я.
— Ага, — сказала она. — Тут даже шоколад как будто в десять раз вкуснее. Ого! Посмотри вон туда.
Я обернулся. Это снова была та женщина. Паула. Она стояла в ряду из примерно двух с половиной десятков мужчин и женщин и снимала одежду. Вот она уже совершенно голая. Они все стягивали с себя одежду. У невзрачного парня, который ходил в футболке «ХАНСА БЛИССА В ПРЕЗИДЕНТЫ!», на груди оказалась татуировка — цветной портрет Ханса Блисса на доске для серфинга, верхом на высокой волне, словно его вот-вот заберут инопланетяне. Неплохо выполнено. Много мелких деталей. Но я не стал тратить время, разглядывая его. Там и без него было на что посмотреть.
— Это что, те самые люди, с которыми собирается тусоваться мой папа? — сказал я. И подумал, что хорошо бы достать фотик. Та же идея посетила и других, люди повытаскивали мобильники и принялись делать снимки.
— Гляди-ка, священник, — сказала Наоми. — Ну, конечно, среди пассажиров должен был оказаться хоть один священник. Судя по его виду, принадлежит к церкви Второй Реформации. Эй, не пускай слюни. Ты же наверняка видел голых женщин и раньше.
— Только в Интернете, — ответил я. — Живьем лучше.
К протестующим торопливо шагал мужчина в черном костюме с воротничком, как у священника, и что-то орал по-испански. Один голый мужик, такой волосатый, что его и голым-то трудно было назвать, выступил вперед и широко раскинул руки. Ханс Блисс и его «Друзья звезд» верили, что нужно обнимать каждого. Предпочтительно нагишом. (Или настолько голым, насколько это возможно, если на тебе должна быть эта дурацкая маленькая маска.)
У священника, очевидно, уже случались стычки с «Друзьями звезд». Он схватил теннисную ракетку, валявшуюся рядом с чьим-то чемоданом, и принялся яростно ею размахивать.
— Что он говорит? — спросил я у Наоми.
— Много чего. Оденьтесь. Совсем стыда нет. Здесь рядом с вами приличные люди. И эту фитюльку вы называете членом? Да я у кота видел хозяйство в два раза больше!
— Он правда так сказал?
— Нет, — сказала Наоми. — Только всякую лабуду про приличия. И так далее. А теперь говорит, что собирается выбить из этого мужика дурь, если тот не наденет шмотки. Посмотрим, кто круче: Бог или пришельцы. Я ставлю на Бога. Твой отец что, действительно на это купился? На наготу? Мир, любовь и Блисс űber alles?[27]
— Вряд ли, — сказал я. — Он просто ищет шанс увидеть пришельцев. Своими глазами.
— Тогда мне с вами не по пути, — заявила Наоми. — Может, я слишком насмотрелась аниме, где инопланетяне оказываются… ну, этими, чужими. Не такими, как мы. Мне эти фанаты Блисса уже поперек горла. Можно я одолжу еще одну книжку? Интересно, а женщины вообще пишут научную фантастику? Если добавить в сюжет любовную линию, было бы круто. Хотелось бы книжку, где поменьше примечаний.
— Кони Уиллис лихо пишет, — сказал я. — Или вот еще книжка, «Снежная катастрофа». Или можешь почитать что-нибудь из Типтри, или Джоанны Расс, или Октавии Батлер. Что-нибудь симпатичное и мрачное.
Священник продолжал кричать на голых «Друзей звезд» и совершать угрожающие пассы теннисной ракеткой. Другие пассажиры тоже подключились, как будто это было соревнование для зрителей: кто громче вопит и лучше свистит. Наконец к собравшейся толпе направились мой отец, Зулета-Аранго и остальные члены совета. Охрана следила за происходящим со своего поста у входа в ангар. Вмешиваться явно не входило в их планы.
Наступили сумерки. Небо за окнами окрасилось сиреневым и золотым, напоминая киношный спецэффект. По стенам вились полосы света, а несколько фонарей, которые пассажиры нашли в одном из закутков и развесили по ангару, только усиливали сходство со съемочной площадкой. Тут и там виднелось голубовато-белое сияние компьютерных экранов. И еще летучие мыши… Не знаю, кто заметил их первым, но когда поднялся визг, не обратить на них внимания было невозможно.