— Да, — согласились брат и сестра.
— Так давай.
Кассиан снял крышку с переговорной трубки, на которой было написано: «МОСТИК». Сквозь гул машинного отделения до них донесся далекий голос. Голос папы Крошки.
— Ну? — говорил он. — И куда ты отправилась десять лет назад?
— Я ушла.
— Я знаком с центральной мотивацией твоего тезиса, — сказал папа Крошки.
— И какого же числа я ушла?
— Я попросил бы воздерживаться от критических суждений в отношении моей персоны.
— Позволь напомнить тебе, папа Крошки, — донесся голос Капитана, — что я спасла тебя, и в любую минуту могу вернуть на прежнее место с помощью двухсот моих верных грабителей, поднаторевших в воровстве, физическом насилии и обращении с детьми.
Наступило молчание, такое выразительное, что дети почти что услышали, как побледнел папа.
— Так какого же числа я ушла?
— Девятого августа. Десять лет назад.
— Неверно.
— Но я же записал у себя в дневнике!
— На самом деле — семнадцатого июля. Ты только через три недели заметил.
— Что?!
— Вот так мы с тобой и жили. Ты утром вставал, за завтраком читал газету, уходил на работу, возвращался в восемь, если вообще возвращался, за ужином клевал носом, до полуночи вёл телефонные переговоры с Америкой и ложился спать. И так — каждый день, включая выходные, кроме тех случаев, когда ты уезжал в командировку. Ты никогда не замечал, здесь я или нет, и всегда требовал, чтобы за детьми смотрели ужасные няни. И вот однажды я смотрела скачки по телевизору — помнишь, ты подарил мне большой телевизор, чтобы я не разговаривала, — и тут входит человек в чёрной маске, полосатой робе и с мешком, на котором написано «Хапок». Сказал, что он грабитель, бедный недотепа, — как будто я сама не догадалась. И, конечно же, он был совершенно неумелый. Я его пожалела — хотелось о ком-то заботиться, мне этого не хватало, а он был такой беспомощный. Я помогла ему нас ограбить, он познакомил меня с этими замечательными людьми, потом мы нашли корабль, и я организовала агентство. Присматривала за ним и его друзьями — кто-то, наверно, скажет, что грабить нехорошо, но если у тебя агентство нянь-грабителей, то вы наверняка грабите только таких идиотов, которые вызывают нянь из агентств. Ничего другого они и не заслуживают.
— Вздор, — сказал папа Крошки. — Ты сбежала с вором.
— Кстати, о ворах, — сказала Капитан. — Чем занимаются твои «Гиганты Крошки»?
— Освоением земельных участков. Повышением стоимости земли путём дробления и возведения жилых единиц.
Капитан вздохнула.
— Переведи, пожалуйста, на человеческий язык.
— Скупаем землю…
— В заповедниках.
— Иногда.
— И строите там миллионы дешёвых дрянных домов.
— Людям надо где-то жить…
— Сдается мне, — сказала Капитан, — что сам ты крупномасштабный вор и, главное, обворовываешь людей совсем небогатых.
— Ну, не знаю, — сказал папа Крошки, и в голосе его явно прозвучала обида.
— Кока, — сказала Капитан, — ты же знаешь, что это правда.
— Не называй меня Кокой, — тявкнул папа Крошки. — Никто не знает, что меня зовут Кокой. В деловом мире меня знают как Колина.
— Но ты уже не в деловом мире, — ласково сказала Капитан. — Эта твоя секретарша с бриллиантами всё захапала. Всё обтяпала перед тем, как бросить тебя здесь. Разве не так?
— Да, — сказал папа Крошки усталым голосом, какого дети никогда раньше у него не слышали. — Это правда. Ей-богу, ты ещё прекрасно выглядишь, королева. Только не называй меня Кокой, ладно?
— Посмотрим, — холодно сказала Капитан. — Между прочим, ты и сам неплохо выглядишь. Жирноват, конечно. Но если поставить тебя к помпам и месяцок-другой погонять на пожарных учениях, жирок, глядишь, порастрясется.
Наступила пауза Потом папа Крошки сказал:
— Спасибо, королева.
— Меня не благодари, — сказала Капитан. — Благодари тех, кому мы всем этим обязаны.
— Это кому?
— Детям. Великолепно обученным кулинарам, механикам, разбойникам и диверсантам.
— Провалиться мне, — вырвалось у папы Крошки из самой глубины его души.
— Они спасли мой корабль, — сказала Капитан. — Родители могут ими гордиться. И теперь пора родителям проявить к ним любовь.
— Значит ли это, — сказала папа Крошки с надеждой в голосе, — что мы с тобой могли бы, ну понимаешь… опять соединиться? Я целиком за это, если ты…
— Что касается тебя, Колин, — сказала Капитан, и даже в переговорной трубке было слышно, как папа вздрогнул, — то для меня ты пока что трюмный матрос первого года службы, уборщик, приставленный к гальюнам. А дальше посмотрим.