– Да, Марину проведали.
– Молодцы, спасибо. Ей сейчас очень нужна поддержка друзей.
– Марья Яковлевна, можно мы завтра еще зайдем.
– Вася, завтра к ней доктор приедет. Приходите послезавтра. Часика в четыре. Посидим все вместе, чаю попьем.
Пригласила ребят Марья Яковлевна с расчётом. Лишь бы отвлеклась Маринка от грустных мыслей. Боится мать за нее. Почти каждую ночь будит Марью Яковлевну Маринкин крик: «Помогите…», просыпалась девушка всегда в слезах и долго не могла заснуть. Надежда на то, что Васька сможет помочь Маринке забыть о пережитом в тот злополучный вечер.
В день встречи ближе к вечеру пришли Мишка и Васька в гости к подруге. Стол стоит у кровати, чтобы Маринка тоже была рядом. На столе пыхтел самовар, в чайнике заварен крепкий чай, на блюде горкой сложены пирожки из школьного буфета, в красивой стеклянной вазочке переливалось рубиновое варенье. По случаю гостей – шоколадные конфеты, Маринкины любимые «Петушок золотой гребешок». Усаживаются. Вьюга возле подружки. Васька уселся напротив Маринки, а Мишка и Марья Яковлевна расселись по краям.
– Не стесняйтесь, – сказала Марья Яковлевна, – Всё угощение для вас.
Мальчишки скромничают, пьют пустой чай.
Марья Яковлевна разложила им на тарелки пироги.
– Сладкие, кушайте, вот варенье клюквенное, конфеты.
– Ой, я сейчас вам расскажу, как мы с Вьюгой ходили за клюквой. Страху натерпелись. – Маринка говорила торопливо, боялась раскашляться.
Вьюга улыбается. В разговор не встревает. Пусть Маринка рассказывает.
– Пошли мы с Вьюгой, тетей Полей и дядей Толей за клюквой. Повел он нас на дальнее болото. Идти далеко. Лес прошли, вышли на болото. Куда глаз не кинь – везде клюква. Обора нет. Мы с Вьюгой как сели на кочку, так и собрали по ведру на одном месте. Мамка мне дала рюкзак, я туда ведро ягод пересыпала – за вторым ведром пошла. Набрала и уже стала Вьюге помогать. Быстро мы все управились, пора домой. У дяди Толи мешок, у тети Поли рюкзак и ведро и у нас с Вьюгой по ведру и рюкзаку. Взвалили мы себе на спины рюкзаки, еле ноги передвигаем. А у дяди Толи еще ружье, без него, говорит, в лес не хожу.
Прошли болото, вышли к лесу, а время уже послеобеденное, день теплый, солнце припекает, идти тяжело. Первым идет дядя Толя, мешок здоровущий у него на спине, мы за ним ковыляем. Вдруг, встает он как вкопанный.
– Стойте, не шевелитесь. Тихо.
А впереди – в метрах в пятидесяти на дороге медведь. Встал в полный рост и на нас смотрит. Ждет, что мы делать будем. Сердце у меня в пятки так и покатилось. Стою ни жива, ни мертва. Думаю, не убежишь – догонит. Медведище матерый, тоже за клюквой на болото приходил.
Мы стоим, он стоит. Тут дядя Толя как крикнет: «УХУ-ХУУУУ», медведь как сиганет в лес. Бежит, только лапы задние сверкают.
Лицо Маринки порозовело, ямочки заиграли на щеках, пирожок ест с аппетитом. Марья Яковлевна улыбнулась. Васька глаз так и не сводил с Маринки.
– Вася, съешь ещё пирожок, такой вкусный. – попросила Маринка.
– Ему ли не знать, мамкины пирожки-то из пекарни. Марья Яковлевна подвинула к Ваське тарелку с пирогами. Вася взял пирожок и с удовольствием откусил кусочек.
– Вкусно!
Мишка и Вьюга тоже улыбаются.
– А мне почтальонша Танька Большая Голова рассказывала. Несла она почту в Бирюльки, а это почти десять километров от села. Дорога лесная. Сосны и ели высоченные. Вдруг на дорогу прямо перед ней медведь выходит. Танька так испугалась, что в обморок хлопнулась. Пришла в себя, лицо все мокрое, облизал ее и ушел. – Васька рассказывал с увлечением и уже третий пирожок с разговорами ушел в широкий Васькин рот.
Время пролетело не заметно. С разговорами и чайком. Пора и честь знать.
– Приходите еще. – попросила Маринка, а сама смотрит на Ваську.
– Придут, конечно, придут. Правда, ребята? – Марья Яковлевна провожает ребят до дверей.
На улице разошлись – Васька ушёл в одну сторону, а Вьюга с Мишкой в другую.
Зима уже хозяйничала во всю. Снег ровным слоем укрыл землю и каждый день подбрасывал сугробов пока только помаленьку. Морозец установился, если днем небольшой, то по ночам леденеет все вокруг. Свежий морозный воздух кружил голову. И хоть уже стемнело, от снега поднимался молочный свет. Ребята прошли село и подошли к переправе. Река встала. Лед уже крепкий, по нему набили тропинку, поставили вешки.
– Вьюга, а помнишь, как ты провалилась вот здесь в прорубь? – Мишка показал в темноту.
– Здесь ли? Мне кажется подальше.
– Нет, здесь. Я очень хорошо помню.
– Я тогда к бабушке Кате на выходные пришла. Папка мне из райцентра коньки привез. Кататься не умела, все коленки отбила. Потом разбежалась, споткнулась и сама не заметила, как в прорубь влетела.
– Да, хорошо мы с ребятами катались с берега. У переправы Капа нам всегда горку делал.
– Как ты только заметил, что я провалилась?
– Так я следил за тобой. Подойти хотел, да боялся, мальчишки засмеют. Подполз я тогда к проруби, что делать-то не знаю. Смотрю, у тебя пальто надулось, над водой как парашют, держит тебя. Я тебя за воротник схватил и стал тянуть, чувствую, что силенки не хватает, и сам уже в прорубь сползаю, испугался. Кричу тебе: «Ползи, помогай!»
– Вытащил. – засмеялась Вьюга. – А потом как мы к бабушке бежали. На мне вся одежда сразу замерзла, бегу сосульками звеню.
– А я так боялся, что бабка Катя всыплет мне, но она даже и не прикрикнула, так за тебя испугалась.
– Сколько нам тогда было?
– В первый класс пошли.
– А помнишь, как мы вечером к вам пришли. Нас на печку посадили, конфет дали, а сами за столом сидели, батьки наши так натюкались, мы даже ночевали у бабушки.
– Помню, Вьюга, только это было на следующий день. Батька твой все моего благодарил.
– Ага, целовались по пьяни.
– Дядька Толя сказал мне тогда, вырастишь – сосватаем тебя за Вьюгу. Раз спас ее обязан жениться!
– Пьяный был. – говорит Вьюга.
Они уже стояли у калитки.
– До завтра, Мишка.
– До завтра.
Маринка в эту ночь спала спокойно. Не снились ей кошмары. Марья Яковлевна не просчиталась. Дочка действительно стала спокойней. Васька с Мишкой приходили почти каждый день, ну и Вьюга конечно. Делали вместе уроки, разговаривали, пили чай. Отступила болезнь, окрепла Маринка. В школу пока не ходила, но по дому уже передвигалась сама. Зажили у нее руки, остались только рубцы на ладонях, но и они должны были со временем разойтись. Вот только боль, что разлилась внутри Маринки, когда услышала она последнее слово Капы, не проходила. Доктор скажет – сердце. Поставит сложный диагноз. Но Маринка-то знала, что болело её бедное сердце только из-за чувства вины перед Капой. И это её наказание, её крест, который будет она нести недолгую свою жизнь.
Глава 13
Больше не провожал Мишка Вьюгу домой вечерами. Маринка выздоровела и пошла в школу. Загрустили Мишка с Васькой, притихли. Васькины голубые глаза весь день в школе искали Маринку. На уроке то и дело оглядывался он назад, туда, где сидела Маринка, на перемене следовал за ней тенью, издалека, близко не подходил. Да и Мишка тоже страдал. Упрекал он себя, что не сказал Вьюге всего, что хотел сказать, пока шли они домой от Маринки. Столько слов, столько фраз проговаривал он в своей голове, но при Вьюге упорно молчал. Были вечера, когда возвращались они домой в полной тишине. Вот и сейчас думал Мишка, дойдем до Уткиного дома и скажу. Сдерживал его страх, вдруг поднимет его Вьюга на смех, и тогда уже не только провожать, разговаривать с ним не будет. Ложился спать Мишка, закрывал глаза и видел перед собой Вьюгу: высокую, стройную, видел её глаза зеленые и губы, мягкие и нежные. Тогда натягивал себе на голову одеяла: «Эх, измучила ты меня Вьюга, истрепала».
Но и Вьюге не легче. Она виду не показывает, но Мишка не идет у нее из головы. То такая грусть нападет на нее, хоть плачь. То разольется по всему телу радость, накинет Вьюга пальто и выбежит к переправе, посмотрит в темноте на тот берег, никого не видно. Вернется домой. По ночам снится ей Мишка, а утром в школе делает Вьюга вид, что не замечает его. Живет в ней чувство, как будто между ними есть какой-то секрет, какая-то тайна, которую кроме них никто не знает. И эта тайна сближает их. Знает Вьюга, что всегда Мишка рядом, и если поднимет она глаза, то увидит его перед собой, готового на все ради нее.